Бабье царство. Русский парадокс

(После грандиозного пожара 1837 года, в котором значительно пострадал Зимний, тогдашний Царь Николай Первый позаботился о том, чтобы при восстановлении дворца апартаменты фаворита были уничтожены. Нынче на их месте располагаются залы Древнего Египта, и саркофаг стоит на месте встреч страстных любовников.)

Но, несмотря на такое близкое соседство, она часто писала ему записочки и письма. Елизавета сочиняла стихи о возлюбленном, Екатерина – письма, порой похожие на стихи. «Господин подполковник» (Императрица – полковник гвардии, Потемкин возведен ею в высший чин для подданного – подполковник лейб-гвардии) отвечал страстными посланиями. Когда он писал к ней, посланец должен был стоять на коленях – из преклонения перед августейшим адресатом и великой любовью господина подполковника. Нравы при дворе нашей Просветительницы были с азиатским акцентом.

К сожалению, любовные письма, полученные от него, она заботливо уничтожала. Но он ее (на счастье историков) сохранял. Ее письма и любовные записочки носил у сердца. Это была огромная пачка – сверток, перевязанный бечевкой. Она боялась. «…Потеряешь ты письмы мои: у тебя их украдут… Подумают, что ассигнации…» – писала она ему.

Так что благодаря Потемкину любовная сага в письмах осталась. Но когда роман прекратится, она перестанет уничтожать его письма. Последнее Потемкин отправит ей накануне своей смерти…

Период с 1774 года по 1791 год охватывает эта удивительная переписка – 1162 письма! Четверть из них посвящены их любви… Писались они по-французски или по-русски.

«…Люблю вас больше самой себя»

Она: «…Любовь заперта в сердце за десятью замками. Ужасно, как ей тесно. С великой нуждою умещается, того и смотри… выскочит. Ну сам рассуди, ты человек разумный, можно ли в столько строк более безумства заключить». Она осыпает его градом нежных имен: «милюша», «душа моя», «сердце мое», «дружочек бесценный», «душенька», «голубчик», «сокровище», «Гришенок» и так далее. Поток ее признаний – поток страсти: «…Что за странное чудо вы содеяли, расстроив так голову, которая доселе слыла всюду одной из лучших в Европе? Право пора и великая пора за ум приняться. Стыдно, дурно, грех Ек[атерине] Вт[орой] давать властвовать над собою безумной страсти». «Как это дурно быть с умом без ума! Фуй, как это дурно любить чрезвычайно!» «Пора перестать, а то намараю целую метафизику сентиментальную, которая тебя наконец рассмешит, а иного добра не выдет». «Со мною сделалась великая диковинка: я стала сомнамбулой». «Глупые мои глаза уставятся на тебя смотреть: рассужденье ни на копейку в ум не лезет, а одурею Бог весть как». «…Люблю вас больше самой себя».

Впоследствии знаменитый художник Сомов рассказывал, что его отец, будучи хранителем Эрмитажа, обнаружил в екатерининской коллекции фарфоровый слепок огромного фаллоса. Он считал, что это член Потемкина, и демонстрировал его гостям. Думаю, отец Сомова ошибся. Ненавидевший Екатерину Император Николай Первый собирал эротическую коллекцию фаллосов. Гигантский член, скорее всего, – из его коллекции… Нет, не только и не столько гигантский фаллос объясняет ее «безумную» страсть к Потемкину. Тем более что остается вопрос: была ли в действительности «безумная страсть»? Или – лишь жажда, мечта о безумии любви? Слишком рациональна Екатерина для желанной «безумной страсти»…

Безумствовало тело, ибо страстный гигант подходил ей, как никто прежде. Но разум самой умной женщины Европы бодрствовал, внимательно следил, оценивал.

И «бесценный возлюбленный» это чувствовал, оттого с самого начала он и беспокоится – не забыл участь Васильчикова. Он боялся быть брошенным, униженным перед двором, так завидовавшим ему. И она старается, успокаивает: «Вздор, душенька, несешь. Я тебя люблю и буду любить вечно противу воли твоей». «…Спокойствие есть для тебя чрезвычайное и несносное положение». Да, он не успокаивается и продолжает забрасывать ее нервными письмами. Одно она не уничтожила – оно осталось с ее пометами, забавно похожими на резолюции на служебных бумагах. «Позволь, голубушка, сказать последнее, чем, я думаю, наш процесс и кончится», – пишет он.

«Дозволяю. Чем скорее, тем луче», – пишет на полях она.

«Не дивись, что я безпокоюсь в деле любви нашей…» – «Будь спокоен».

«Сверх безсчетных благодеяний твоих ко мне…» – «Рука руку моет».

«….поместила ты меня у себя на сердце…» – «Твердо и крепко».

«Я хочу быть тут один преимущественно всем прежним…» – «Есть и будешь».

«…для того, что тебя никто так не любил…» – «Вижу и верю».

«…а как я дело твоих рук, то и желаю, чтоб мой покой был устроен тобою; чтоб ты веселилась, делая мне добро…» – «Душою рада».

«…чтоб ты придумывала все к моему утешению…» – «Первое удовольствие».

«…и в том бы находила себе отдохновение по трудах важных…» – «Само собою придет».

«…коими ты занимаешься по своему высокому званию. Аминь». – «Дай успокоиться мыслям, дабы чувства действовать свободно могли; оне нежны, сами сыщут дорогу лучую. Конец ссоры. Аминь».

«Неподражаемо шевелит ушами»