Бабий дом

– Нет, Марина, ничего в этом страшного. – Лида опустилась в другое кресло, и теперь подруги сидели друг против друга, обе в одинаковых позах – откинувшись на спинки, тесно прижав, одна к одной переплетенные ноги, свободно свесив с подлокотников кисти рук, – только в Марине все было эффектнее, ослепительнее, во всем ее облике это было. – Как уж тобой распорядится природа, знаешь ли. – Дожила до старости? Значит, тут тебе и та болезнь, и эта, и принимай это все как должное. Умереть лучше, чем так маяться? Но, значит, природа еще не готова сделать это с тобой. Мы нынче все что-то хотим поперек природы. Все еe обмануть хотим. Счастье, счастье, счастье! А природа не понимает, что такое счастье. Одной и красота, и ум, и здоровье, другой – ничего. Хоть каплю бы чего, нет – ничего, а обеим жить! Ну и попробуй та, у которой ничего, потянуться за той, у которой все? Или вешаться, или от зависти яд той подсыпать – две крайности, а между ними столько всего… Природу не обмануть, нет. Что она тебе назначила, через то и пройдешь, и надо готовой быть все это принять, выстоять подо всем и не кваситься: ах, я несчастная!.. А если готова, то, глядишь, и из любого несчастья счастье выйдет.

Она произнесла все это не вгорячах, не захлебываясь от торопливости, а спокойно, медленно, с необычайной серьезностью – словно глубочайшее свое убеждение, так произнесла.

– Ох, Лидка! – с силой проговорила Марина. – Ох, накрутила себе! Ох, это надо же! Так ведь если так, то ты, выходит, самая у нас счастливая! Прямо хоть лопатой его у тебя греби, счастье, другим раздавай. Кому ты все это говоришь? Мне? Чем это ты так счастлива? Работой своей? Очень у тебя содержательная, интересная работа!

– Работа для женщины – это не главное.

– Что, любовь главное? – Брови у Марины демонстративно-удивленно поднялись. – Да он тебя эксплуатирует просто. Самым натуральным образом. Хочет иметь любовницу – и имеет. Да еще бесплатно совершенно.

– Марина! – запрещающе попросила Лида. – Мы с тобой уже говорили об этом.

Марина покивала.

– Да, с тобой бессмысленно говорить, я забыла. Пардон. А только я тебе еще раз скажу: эксплуататор он, и все. Будь у него кто другая – и бросил бы тебя, прощай, лапочка. Вот я его как-нибудь столкнемся с ним, проверю. Улыбнусь ему, коленку покажу, посмотрим, как в нем взыграет.

– Перестань. – Лида улыбнулась. Ей было смешно. – Не опошляй. Уж кто-кто, а ты-то все знаешь.

– Ох, Лидка. Я то знаю, что я вот шмотье красивое новое надела – иду, на меня все мужики смотрят. Не оттого, что шмотье красивое, а я в нем себя такой чувствую, что они не оглянуться не могут. Или же мне один с Диксона три года письма шлет, на фиг он мне нужен, этот с Диксона, а перестанет он мне писать – как-то мне не так станет. И уж любить кого – так чтобы самой отрада была, а не ему отрадой быть. То есть я не против, чтобы ему, мне это приятно, конечно, но чтобы не за счет меня. Нет.

Лида снова улыбнулась.

– Ну, а я не против шмотья. Где оно?

– Да уж не зажму, раз принесла. – Марина поднялась с кресла. – Так будут все заглядываться – поедешь со своим Палычем, а приедешь с кем другим. – Она сходила в прихожую, принесла оттуда большую, модную сейчас – на длинном ремешке, чтобы носить на плече, – сумку, раздернула молнию и стала вынимать изнутри и выкладывать на диван платья, кофточки, юбки. – Вот, гляди. Меряй, что нравится. Что подойдет, то и возьмешь.

Лида, глядя на это роскошество, пришла в настоящий ужас.

– Да ты что! Весь свой гардероб принесла?

– Что ты, весь! – сказала Марина. – У меня же настоящие любовники, а не твой эксплуататор.

– Марина! – моляще проговорила Лида.

– А вот поглядим! – не столько ей, сколько самой себе сказала Марина. И спросила через паузу: – Чего вы в такую позднятину едете?

– Так у него отпуск. А я же нынче в приемной комиссии работала, тоже не ходила. На Кавказе, кстати, воздух еще в эту пору теплый. Ну, а не будем купаться – ничего страшного. Главное, вместе.

Марина махнула рукой.

– Вместе! Да любая дура на твоем месте давно бы сделала так, чтоб вместе. А в отпуск – как раз по отдельности.

– Марина! – с прежней мольбой произнесла Лида. – Делаешь добро, делай его обеими руками.

Марина взяла с дивана одно из принесенных ею платьев и, держа его на вытянутых руках, показала Лиде:

– Все! Видишь? Обеими. Как оно тебе?

– Ой, прелесть! – Лиду вмиг так и переполнило восторгом. – Именно то, что надо, ты принесла. Только бы впору оказалось…

– Да у нас с тобой все одинаково почти, – сказала Марина. И добавила: – Снаружи.

Лида никак не отозвалась на ее новую колкость: она уже вся была захвачена примеркой и, пожалуй, даже не слышала Марины. Быстро надевались и снимались кофточки, блузки, платья… Лида с жадностью и неуверенностью оглядывала себя в зеркале платяного шкафа на внутренней стороне створки.

– Слушай, я не знаю… вот это платье… – сказала она, надев очередное платье и все осматривая и осматривая себя в нем – явно оно ей понравилось и в то же время чем-то смущало. – Мне бы хотелось, чтобы он его посмотрел.