Бабло пожаловать! Или крик на суку

Лес кончился, и они пошли вдоль высокого бетонного ограждения, на котором когда-то по центру каждого отдельного фрагмента у сплошного забора сияли алые пятиконечные звезды. Но нынче они потускнели, а кое-где краски не было и вовсе, превратив мистические пентаграммы пламенеющего всемогущества и самодержавства Разума в простоту рядового вида. Уцелевший же выцветший красный цвет, располагаясь пятнами на звезде, наглядно теперь демонстрировал только одно — время, как единственную и истинную неизменность, с которым непременно всем стоило бы считаться.

Настроение у обоих ухудшилось. В последних словах Дэвиса чувствовалось, что он живет с некоей обидой на то, что он почти не помнит маму, и все это время она не рядом. Рамсес же, помимо сопереживания к истории, еще и почувствовал, как слабеют ноги и немного кружится голова, он спросил:

— Еще далеко?

Дэвис, не останавливаясь, поднял голову и ткнул пальцем по направлению, куда посмотрел.

— Нам туда. Это еще недолго.

Рамсес только сейчас увидел огромные церковные купола, которые виднелись за высоким бетонным ограждением.

— Мы идем в церковь?

Дэвис загадочно улыбнулся.

— Откуда Вы узнали, что там церковь? Вы многое не помните, а ее назвали правильно! Вы там были?

Рамсес задумался, потом ответил:

— Не знаю. Просто, понял, что это церковь и, не более. А, возможно, что и был я там, поэтому знаю, что это — церковь.

— А вообще, Вы помните, что когда-то были в какой-нибудь церкви? — переспросил Дэвис.

Рамсес, поразмыслив, ответил:

— Не помню.

— Значит, не были. А то бы на всю жизнь запомнили! А в этой церкви я пою в хоре.

— Прабабушка тоже туда ходит?

— Она не в курсе, — деловито ответил он, — и давно уже никуда не ходит. Только по огороду.

Дэвис воспользовался дырой в заборе в человеческий рост и перешел на другую сторону бетонного ограждения, тоже проделал и Рамсес.

Они оказались на территории, похожей на воинскую часть, но, которую давно забросили. С тропинки теперь они шли по плитам и тоже из цемента, но тут уложенным вместо асфальта на земле.

В стороне Рамсес заметил невысокую полноватую девушку в голубом платке и в облегающем сером пальто, из-под которого виднелась пестрая аляпистая юбка в мелкий цветочек. Она вышла из-за угла длинного одноэтажного здания с просевшей по середине крышей и тоже направлялась к церкви. За руку она вела девочку в красной куртке с накинутым капюшоном и с куклой в руке.

Девочка взглянула в сторону Дэвиса и Рамсеса.

— Папа! — крикнула она, отпустила руку девушки и побежала к ним.

Рамсес опешил и остановился в полной растерянности. Следом встал и Дэвис, испуганно поглядывая на Рамсеса.

— Папа, ты видел, у меня новая кукла? — кричала девочка и приближалась.

Рамсес испытывал полнейший ступор и не мог поверить, что у него есть дочь! Подбежав…девочка кинулась в объятья к Дэвису!

— Замечательная, — сказал отец ребенка, беря дочь на руки. — Откуда она?

— Батюшка Велорет подарил и я с мамой иду сказать ему спасибо. Он оставил куклу у двери и записку с ней.

Наблюдая за этой сценой, Рамсес не заметил, как следом подошла полноватая девушка в яркой юбке: из-за одежды в непосредственной близости она воспринималась довольно крикливо.

Рамсес перевел взгляд с юбки на лицо девушки — черты, необыкновенно точной копией сближали ее с Дэвисом, и совершенно рознили маму и дочь. А еще, она счастливо улыбалась и эта эмоция, так выглядело, не собирается покидать ее облик.

— Здравствуй, папа, — поздоровалась она с Дэвисом и поцеловала того в щеку.

— Юля, это… — Дэвис, продолжая пребывать в напряжении, поспешил представить Рамсеса, но, понятное дело, замешкал.

— Я не помню имени, — пояснил Рамсес в помощь Дэвису и протянул Юле руку. А, глядя на улыбающуюся девчушку, он добавил: — Я партизан, как называла меня прабабушка твоего папы.

Девочка звонко захохотала.

— Юля — жена и мама, — представилась она, пожимая руку Рамсеса.

Довольной Юле, он ответил дружелюбной улыбкой и снова посмотрел на их красивую дочь — невозможно было поверить, что родители (оба!) больны синдромом Дауна, в отличие от ребенка. Ему совершенно не было понятно, как подобное могло получиться? Не помня ничего о себе, в то же время, он определенно знал, что дети непременно похожи на папу или на маму. А то, кого сейчас мог видеть Рамсес, скорее, походило на чью-то шутку, чтобы Юля и Дэвис почувствовали себя родителями. Но едва ли ребенок мог выглядеть настолько счастливым, следуя чьей-то просьбе подыграть роль дочери? Да и могла ли, по сути, осилить такую роль маленькая девочка?

— Как тебя зовут? — обратился Рамсес к ребенку.

— Вера, — по-детски мило улыбаясь, ответила она.

— А я, вот, не скажу тебе, как меня зовут.

— Почему?

— Потому, что я и твой папа, мы идем искать мое имя.

— Оно потерялось?

— Потерялось.

— Папа, неужели имя может потеряться?

— Может, иногда.

— И мое, может?

— Твое, не может. Я читал, это бывает у больших, у кого было сильное умственное напряжение.