Бабочка

Бабочка, наблюдающая этот цирк с очередной иглой в руке, только приподняла одну бровь, но все равно промолчала. Хоть в глубине ее черных глаз мне и почудились смешинки. Я искренне извинился, заявив, что вообще не понимаю, как такое вышло. Она слабо моргнула, соглашаясь, и хмыкнула.

Разумеется, через два часа я вернулся домой с огромной корзиной белых калл и пурпурных орхидей в контраст, которые Бабочка просто обожала. Надо же было мне извиниться и как-то компенсировать утреннюю неловкость. Хоть и понимал, что совершаю очередную глупость.

Света цветам обрадовалась. И опять забралась мне на руки.

А на следующее утро моя Бабочка в очередной раз сбила меня с ног, когда проснулась и с легким вздохом произнесла первые слова за четыре дня:

- А мы бандиты, да, любимый? – тихим, хриплым голосом спросила она, серьезно глядя на меня через ресницы.

Не знаю, как себя ощущают люди, в которых попала молния. Но могу предположить, что я в этот момент чувствовал себя сродни им. Эти три слова буквально пульсировали у меня в мозге, пока я стоял и смотрел на Бабочку, продолжающую наблюдать за мной через полуприкрытые веки. И как бы ни хотелось мне сосредоточиться на «мы» и «любимый», как ни хотелось бы забыть обо всем, о чем следовало помнить, и поддаться своему желанию и неопытному искушению, горящему в глубине ее карих глаз – я не мог.

«Мы»… Она объединила себя со мною. Бабочка… Она просто не понимала, не понимала, насколько это все по-настоящему грязно. Не для нее. Нет. Я не собирался вмешивать и ее в эту грязь. Свете еще всю жизнь жить. И наслаждаться этой жизнью. А я…

Слово «бандит» доминировало и довлело над всем иным. Впрочем, как и всегда.

Я медленно подошел к кровати, с которой встал совсем недавно, и посмотрел на Свету сверху вниз. Собирался идти в душ, бриться. Надо было по делам мотнуться. Но сейчас как-то все это выветрилось из головы, пока я смотрел на Бабочку, удобно устроившуюся среди моих одеял и подушек.

По-хорошему, мне стоило бы пока перейти в другую комнату. Не в ее, конечно, слабо как-то представляю себе, как спал бы в кровати Бабочки – такой бело-сиреневой, с вензелями и бабочками на торцах. Но кто мешал пока переселиться в гостевую, расположенную дальше по коридору? И недалеко, я бы услышал ее, в случае чего, и все как полагается.

Ну, заходил бы за одеждой и вещами, кто мешал бы?

А я остался здесь, с ней.

Нет, когда в комнату заходили медсестры или врач – все выглядело так, будто бы я провожу ночи в кресле около кровати. Просто не могу оставить племянницу, которой столько досталось за последние дни, одну в комнате. Но мы с ней знали правду – я спал рядом, пусть и поверх одеяла. И хоть старался ложиться, когда она уже засыпала, вставал до того, как Света проснется – эта девчонка умудрялась все время оказаться у меня под боком. А сегодня вообще устроилась на моей руке щекой, несмотря на все мои попытки держать дистанцию (ну это я себя так успокаивал самообманом).

Сейчас Бабочка приподнялась, откинувшись на подушки спиной. И уже открыто посмотрела на меня, все еще ожидая ответа на свой «простой» вопрос.

Я криво усмехнулся, по факту не ощущая веселья вообще:

- Что-то я ни разу не слышал про бандита с грозным именем Бабочка, - с намеком глянув в глаза Свете, заметил я.

Света

- А про бандита с именем Волчара слышал? – совсем обнаглев, решила уточнить я, облизнув пересохшие за ночь губы.

Его лицо стало просто каменным.

Значит, правда.

Но я вряд ли что-то узнаю.

Глаза Сергея просто светились предупреждением: «Не лезь. Опасно». Но я его никогда не боялась, тем более, не собиралась сейчас начинать. Бог знает, почему и чем, но на каком-то самом основополагающем уровне сознания я точно знала – он никогда не обидит меня, никогда не причинит боли – скорее себе что-то сотворит. Даже сейчас, когда я точно ходила по краю, он взял с тумбочку стакан, налил минералки из бутылки и протянул, очевидно, заметив мое состояние.

Я отпила воды и снова посмотрела на любимого, понимая, что не дождусь ответа. Потому как, так же отчетливо читала в его глазах и другое – Сергей не собирался отвечать на мой вопрос. Зная этого мужчину всю жизнь, я вряд ли ошибалась в своем заключении.

Ладно. Молчание иногда красноречивее любых слов.

- Ясно, - все еще ощущая слабость, хоть температуры вроде и не было, я откинула голову и уткнулась затылком в спинку кровати.

Мне хотелось убедить его, что это не имеет значения. Что я все равно люблю его. И дальше буду любить. Но я еще не забыла, как именно он воспринимает мои признания. Вряд ли Сергей и сейчас расценит их как нечто иное, кроме детской блажи от непонимания жизни и испуга.