Бабоса. История человека-улитки

Ким не желал, чтоб мир, и так утопающий в паразитизме, гедонизме, самоедстве, еще и потерял традиции, всегда передаваемые с едой, приготовленной руками матери и отца из тех продуктов, что даровала их родная земля. Он не хотел, чтоб с сухой подкормкой, с которой начнется полное вырождение человечества, он был уверен в этом, сопоставлялось имя Бабоса.

Когда стало очевидно, что Хосе Бабоса нет на яхте и, скорее всего, его унесло каким-то течением на дно, капитан вызвал вертолеты со спасателями-аквалангистами. Тело обнаружили быстро, оно было почти в порядке, только пострадала голова: море и рыбы успели-таки обезобразить лицо Хосе. Его опознал сын и удостоверил личность умершего тут же в присутствии полиции и всей команды, принесших глубочайшие соболезнования единственному официальному наследнику всего состояния Бабоса. Дело было закрыто в тот же день.

– Он очень любил вас, сеньор Ким, – говорил капитан, рассказывая полиции о теплых отношениях между Бабоса-старшим и младшим, желавшими уединиться и побыть в этот трагический день вместе.

Ким вернулся домой, и его встретили черными одеяниями: весь дом украшали черные цветы, черные покрывала и черные от горя лица. Все предчувствовали беду и беда случилась.

Ким был печален, видя, как опечалены мать, Мария и другие, но ни минуты не жалел о случившимся, зная, что настоящая беда прошла стороной их большой дом.

Через два дня после погребения их разросшаяся семья собралась в конференц-зале фабрики Бабоса, а только там она помещалась целиком вместе со всеми внуками и правнуками, и Ким обнародовал семье письмо отца, точнее тот кусок, где говорилось о свободе. Из-за этого письма мать превратилась в иссохшуюся старуху.

– «Семья сдерживает. Она всегда меня сдерживала. Но я хочу освободиться и освободить всех, чтобы каждый занялся тем, что подсказывает ему сердце, а не семья», – закончил Ким под гробовое молчание.

На следующий день Ким отправился в ресторан, где еще с рассвета выпекали хлеб и варили улиток. Зашел в хлодный цех при ресторане, откуда начинался улиточный бизнес монополистов и миллионеров и в последний раз посмотрел на жуткий процесс изготовления величайшего блюда, сделавшего известными его имя и саму провинцию на весь свет.

В алюминиевых камерах жили несчастные существа, похожие на монстров. Даже у гурманов их внешний вид вызывал отторжение. Существа с рожками и слюнявым следом не имели семьи, являясь гермафродитами от природы. Природа, видимо, тоже из ненависти к их виду, создала их невероятно уязвимыми. Любой ребенок, чуть научившись ходить, являл собой зло для улитки. По этой причине это склизкое создание имело домик при себе и носило его с собой. Костяной домик был семьей, опорой, скелетом, убежищем, прикрытием и единственной ценностью слюнявой твари.

Бабоса, а потом и их служащие кормили несчастных на убой. Но в один момент прекращали кормление, собирали их в специальные сумки-авоськи и подвешивали под потолок, а ранее на дерево, умирать от солнца и ветра.

Сначала улитка выплевывала весь корм, потом медленно, около двух недель, умирала от обезвоживания. На фабрике удалось сократить этот срок, кормя животных только отборной листвой. В природе страшная смерть на дереве требовалась, чтоб очистить желудочек слизняков от вредной для человека травы, которую те успели сожрать.

Наконец, авоськи промывали от кала и рвоты и варили мясо вместе с домиками до состояния, когда вкус становился похож на говяжий. После этого за сухеньких улиточек брались повара, нашпиговывая полупустой домик секретным соусом прапрапрабабки Марии и отправляли красивеньких, один к одному, слизняков в печь для запекания.

Ким однажды бывал на фабриках Рибейра, видя как быстро и мастерски убивают свиней – 4000 в день. Технологии дошли до того, что несчастных даже мыли с шампунем до смерти. Это облегчало процесс обеззараживания туш.

Ким знал, что больше никогда не увидит живодерских картин убийства ни улиток, ни свиней, поэтому старался максимально включить свои чувства, чтоб запомнить эти мгновения.

В 10:00, когда заработал офис, Ким дал команду адвокатам международного и местного толка к тотальному закрытию всех видов бизнеса Бабоса. Там, где дело касалось интересов других семей, например, виноделен Сола, хлебобулочных заводов Молинас и других, им предлагалось на рыночных условиях с тридцатипроцентной скидкой выкупить долю Бабоса. Остальные фабрики, рестораны, а также медицинские центры, каналы телевидения и радиовещания, публичные дома предполагалось закрыть в кратчайшие сроки.

На Кима собирались подавать в суд, но из-за того, что все социальные и налоговые платежи делались по законам, ни одно дело не имело оснований для иска. Ким и компания Бабоса теряли сотни тысяч на выплаты за выслугу лет, за невырученную прибыль, за моральный ущерб и другие поводы, придуманные профсоюзами и прочими организациями. Где процесс ступорился, компанию подготаливали к банкротству.

– Он сошел с ума! – твердили родственники. – Ведь Хосе не оставил письменного завещения закрыть все к собачьим чертям?! Парень мог бы поступить иначе.