Мириам молчала, но выразительно поглядывала на сына, на лице которого глаза больше не расходились в стороны, когда он этого желал. Давным-давно еще подростком он целых два года вместе с преподавателем-офтальмологом по какой-то авторской методике учился тренировать мышцы глаз и по его воле они расслаблялись и напрягались, делая лицо то дебиловатым, то сосредоточнным, пусть и уродливым.
Мать, потратившая и свои два года на эти занятия с Кимом, пока отец разъезжал и зарабатывал миллионы, помнила про приобретенный навык. Мать знала сына. Мать молчала, но стала набирать килограммы.
Это то, чего желал от нее Ким.
За всеми этими хлопотами, которые, кстати, не отвлекали его от Марии, Георга и матери, потому как все заседания могли проходить в телефонном режиме, нужны были лишь команды и контроль за выполнением, Ким не забыл про Алину.
Она ждала его звонка, но он приехал самолично, хотя сделку по продаже дома могли оформить по доверенности и адвокаты.
Ким держал внушительный пакет – внутри лежали пачки денег.
– Алина, возвращайся в Россию, – говорил он своим писклявым голосом, но каждое слово весило и звучало, как дорогой металл. – Снегурочкам надо жить в холоде. На жаре они тают и превращаются в липкое мороженое.
Алина заплакала, понимая метафору.
– Я тебя любил, – сказал он на прощанье.
– Я тоже, – ответила она и поцеловала его, пытаясь запомнить одного из самых красивых и благородных мужчин, встречавшихся ей за жизнь.
Ким продал публичный дом мужьям Наташ (которые обзавелись-таки мужьями за тот период, пока сын Бабоса их не навещал). Видя, что русские и украинские Снегурки не расстаяли в испанской жаре, а очень даже прижились, он исключительно из давних теплых отношений сделал пятидесятипроцентную скидку на выкуп заведения. Мужья слегка заревновали, но промолчали, пожав слабую руку богача и соглашаясь с подарком.
Закончив еще пару дел, продав новую яхту, элитную спортивную машину, несколько мотоциклов, что успел преобрести отец, Ким вернулся к Марии, которую любил больше всех Снегурочек на свете.
Пока происходили скандальные закрытия бизнесов и телевизор нес какую-то белиберду про сумасшедших Бабоса, молодая женщина сильно нервничала, ее также теребили родственники со стороны Рибейра, пытавшиеся всячески надавить на нее.
– Поверь, девочка, я знаю, что делаю, – сказал на это Ким. И Мария, как и Алина, успокоилась, поддаваясь решению мужа, зная, что все будет хорошо.
– Мне кажется, я беременна, – сказала она неуверенно и Ким внутренне поблагодарил небеса за знак, что поступил и поступает абсолютно правильно.
Через два месяца в семье Бабоса осталось около восьми десятков переругавшихся родственников, активная часть которых тут же открыла рестораны на руинах улиточных королей. Кто-то ринулся в Китай с предложением о сухом питательном корме. Рецепты, дизайн, разработки, цветовые пробы, рекламные лозунги, выкранные из офиса, ничего не стоили – на них стоял патент Бабоса, который Ким отказался продавать. Но картинки можно было видоизменить, рецепт дополнить, при должном желании и финансировании вновь запустить в жизнь.
Все же главная часть родни, имея на руках внушительные суммы после всех выплат да и свои ранние сбережения, послушалась Хосе Бабоса, говорившего посмертно устами Кима Бабоса и отправилась кто куда, в основном, в свободное плавание.
– Что бы ты хотела сделать, Мария? – спрашивал Ким, когда судебные дела по закрытию и банкротству почти отошли на задний план, а времени становилось все больше и больше.
– Не знаю, – улыбалась Мария. – Я всегда хотела выйти замуж по любви. Иметь большую крепкую семью, детей, – она пожала плечами. – Все мои мечты сбылись, – она обняла Георга, который обнимал машинку. – Мне хорошо везде, где есть ты, Ким. Чтобы хотел ты, дорогой?
Бабоса подумал, что удивительно, но в сущности сбылись и его мечты. Он хотел быть нормальным. Что обычно под этим значилось? Чтоб тебя любили таким, какой ты есть. Мария любила его, а он ее. У них везде был лад и в отношениях, и в постели, и в разговорах и во взглядах на жизнь.
И то, что они, как две улитки, оказались без домика, не пугало молодого мужчину. Дом был там, где были Мария и дети, а крыша над головой – всего лишь декорации, подороже или победнее. Ким Бабоса и его семья перестали быть миллионерами, но оставались богатыми людьми с открытыми планами.
Полжизни мечтать иметь домик, как улитка, а потом полжизни мечтать избавиться от этого ощущения «быть в домике» – это сыграло с Кимом и его кланом потрясающую игру. Он освободил себя и семью от крыши, которая стала ломать нежное тельце без скелета, желающее давно трансформироваться в нечто иное. Должна же быть эволюция и у безхребетных? Но во что именно, пока было неясно, хотя идеи и перспективы захватывали ум Кима, который помнил и чтил слова отца: не терять времени, ведь сначала нужно узнать, кто ты, а потом сделать то, что должен.