Бабур-Тигр. Великий завоеватель Востока

В дополнение к своему требованию Махам пожелала, чтобы Бабур с помощью гадания определил пол будущего ребенка. Он с пренебрежением относился к этим женским предрассудкам, но Махам отказать не смог. Он призвал нескольких старух, чтобы кинуть жребий излюбленным способом – два слова написали на прозрачной бумаге и завернули их в шарики из мягкой глины. Два глиняных катышка были брошены в чашу с водой. Предсказание содержалось в том, что раскрылся первым. Бабур пишет, что гадание предсказало мальчика. Спустя месяц Дильдар родила мальчика, а еще через два дня Махам воспользовалась своей властью и забрала ребенка в свои покои, разлучив его с матерью. Так мальчик Хиндал был воспитан другой женщиной на глазах у собственной матери, хотя Дильдар не оставляла надежды получить ребенка обратно. (Имя Хиндал, являвшееся, в сущности, прозвищем – «из Хинда», было дано ему позднее.)

Нельзя сказать, что Махам, разлученная с собственным сыном, на этом остановилась. Через три года она потребовала себе и Гульбадан.

К тому времени, когда Гульбадан начала осознавать происходящие вокруг нее события, ее увезли к брату, отдав на попечение суровой Махам. В том возрасте она была способна запомнить лишь приезды и отъезды самой важной персоны – своего отца. Наверное, ребенком она видела, как он выезжает из дворца, направляется к дороге вдоль реки и смешивается с множеством людей, удаляющихся от Кабула: развеваются знамена, колышутся султаны из перьев на головах лошадей, а всадники хвастаются друг перед другом своей сноровкой.

Эти события происходили в холодные осенние дни 1525 года. Однако прошло немало лет, прежде чем девочка стала взрослой и смогла оглянуться назад, а ее воспоминания уже стали историей. Гульбадан просто сообщает: «Когда солнце было в знаке Стрельца, он отправился в поход на Хиндустан».

Выступление в поход было отложено на две недели, поскольку из Бадахшана ожидалось прибытие Хумаюна с войском. По четыре дня в неделю Бабур развлекался пирушками, которые устраивал в сельском саду. Он не сдержал своего обета отказаться от вина после наступления своего сорокалетия; вместо этого он ограничил себя и решил пить вино лишь по субботам, воскресеньям, вторникам и средам. В другие дни он прибегал к наркотическим снадобьям. Когда его нерадивый сын, в конце концов, прибыл, Бабур сделал ему суровый выговор в присутствии своих военачальников. Очевидно, после этого Хумаюн задержался в Кабуле еще на неделю, и причиной задержки стала Махам, тосковавшая в разлуке с сыном.

Хумаюн выступил в поход в мрачном настроении. По его мнению, это была никому не нужная затея. Однако он знал не все, – на этот раз Бабур не собирался возвращаться в Кабул.

Загадка вторжения

«С девятьсот десятого года[43], когда был покорен Кабул, и до этого времени я всегда мечтал завладеть Хиндустаном, но иногда этому препятствовало скудоумие беков, а иногда – отсутствие поддержки со стороны родичей, так что поход в Хиндустан и покорение земель этой страны не осуществлялось. Наконец, эти препятствия отпали; никто из беков и вельмож, малых или знатных, ни слова не мог сказать против моего намерения. В девятьсот двадцать пятом году мы повели войско, в два или три гари приступом взяли Баджаур, подвергли избиению всех его обитателей и пришли в Бхиру. Не отдавая города на поток и разграбление, мы обложили жителей выкупом за безопасность, собрали четыреста тысяч шахрухи деньгами и товарами, раздали добычу воинам и некоторым нукерам и возвратились в Кабул. С тех пор и до девятьсот тридцать второго года я усиленно стремился завоевать Хиндустан….»

Не вызывает сомнения, что эти строки, повествующие об уже минувших событиях, написаны pour l’histoire[44] – также, как много лет назад Бабур описывал свое бегство из Самарканда, к которому его вынудил Шейбани-хан, а затем рассказывал о штурме Кабула. Маловероятно, чтобы он столько лет вынашивал план вторжения или посягал на северные области Индии на том лишь основании, что они когда-то принадлежали его великому предку, Тимуру. Поход Тимура был коротким, но успешным грабительским набегом, добыча которого была вывезена в Самарканд караваном из девяноста захваченных слонов, и ознаменовался страшным опустошением Дели. С тех пор прошло более ста лет. Бабур, перечитывая записи о завоеваниях Тимур-и-Лэнга, очень хорошо это понимал. Нельзя сказать, что сам он не помышлял о землях, лежащих за Индом. Хайдар, находившийся вдали от места действия, просто отмечает: «Он совершил множество походов, но каждый раз возвращался». Другими словами, падишах выходил опустошать земли, лежащие за пределами его собственной страны, на манер древних кочевников, пока не навел некое подобие порядка в Кабуле. «Так как граница Хиндустана находилась неподалеку от Бхиры, – пояснил он однажды, – то нам пришло на ум тотчас же направиться туда налегке; быть может, воинам что-нибудь и достанется».