Бабушкин внук и его братья

Местные пьяницы, которые любят посидеть с бутылочкой на природе, усаживались только под крайними соснами, а в глубину не совались. Говорили, что нет никакого интереса, потому что непонятный хвойный воздух тут же выгоняет из головы приятный хмель.

Известно было также, что вздумали одно время ходить туда любители прогулок с собаками, но «лучшие друзья человека» там будто с ума сходили: вырывали поводки и с воем неслись к дому…

Арбуз вспомнил про это и опять плаксиво поглядел на брата:

— А его никакой страх не берёт. Он как кошка. Кошки там не боятся. Ходят туда со всего Стекловска и сидят на соснах, будто совы.

— Потому что они без хозяев и без поводков, — сказал я. — Кошка, как известно, гуляет сама по себе.

— Вот именно… — И Арбуз показал брату кулак. Тут появились Настя и Вячик (который перед этим чинил Настин велосипед). Включились в разговор про загадочное место. Настя вспомнила слухи, что там повышенная радиация.

— Никакая не повышенная, — неожиданно отозвался Арбуз. — Я сегодня туда дозиметр брал, есть у нас такой, для домашнего пользования. Всё нормально, одиннадцать микрорентген в час… Другое дело, что там будто бы рамки вертятся бешено. Ну, знаете, которые из проволоки или из прута, с их помощью всякие необычности ищут, даже следы инопланетян. Но это у тех, кто знает, как с такими рамками обращаться. Я не знаю…

И никто их не знал.

Зато Вячик вспомнил, будто его мама говорила, что районное начальство хотело устроить в роще кладбище, а какой-то экстрасенс отсоветовал.

— Сказал, что покойники будут ощущать там постоянное беспокойство…

— Вылезать наружу будут? — нерешительно пошутила Настя. Я поёжился.

— Чушь, — отозвался Арбуз. — Я сегодня специально там большой крюк сделал, когда этого беспризорника домой тащил. Всё там совершенно спокойно. Даже хорошо…

— Потому что ты не покойник, — сказал Вячик.

Кончилось тем, что мы договорились отправиться в Завязанную рощу вместе. Арбуз, Вячик, Настя и я. И Николка, потому что оставить его дома было не с кем.

От двора Стебельковых до рощи оказалось не так уж далеко — шли минут двадцать. Странно. Когда я смотрел на рощу с пригорка на берегу Стеклянки, казалось, что она гораздо дальше.

— Оптический эффект, — сказал Вячик. Он вместе с Настей шёл впереди. Шагали они локоть к локтю, дружно так. Мне подумалось, что в последнее время они часто так ходят.

Но я не позволил едкой досаде овладеть моей душой. Сказал себе, что ревность — самое идиотское чувство. Насильно мил всё равно не будешь… Ну и к тому же ничего не ясно. Вероятно, мне просто кажется. Тоже оптический эффект…

Остались позади домики и заборы Застеклянской улицы, роща оказалась метрах в ста. Перед ней лежал не то луг, не то пустырь: местами репейник и осот, местами ромашки и клевер. Тропинок не было, мы пошли через шелестящую траву.

Я оглянулся на город. И опять странное дело! Город показался незнакомым, лежащим в отдалении, на крутых всхолмлённостях. Элеватор и водонапорные башни были похожи на остатки рыцарской старины. Наверно, это тёплый воздух изгибался прозрачными слоями и так причудливо менял всю картину.

Под соснами сразу окружила нас тишина. Особая, которую трудно передать словами. В ней было как бы приглашение: ну, шагай, шагай дальше, здесь хорошо. Я на миг насторожился: нет ли подвоха? Но тишина словно посмеялась надо мной — необидно, по-дружески: не бойся, трусишка…

И был в этой тишине такой хвойный запах, что я задышал с удвоенной частотой: чтобы побольше пропустить через себя этого воздуха. И широко раскрыл не только рот, но и глаза.

Удивительным был не один лишь запах. Сами деревья — тоже.

Обычно сосны, растущие в лесу — прямые, с голыми стволами и с ветками только в верхней части (такие, как у нашей школы). А сосны-одиночки чаще всего кривые и косматые до самого низа. А вот в этой роще словно собрались из разных мест как раз такие одинокие хвойные великаны. Надоело жить без друзей, и они сошлись.

Кривизна их была такая, что нарочно не придумаешь. Толстые стволы не просто изгибались по-всякому, а кое-где скручивались в кольца. Или даже завязывались узлами. Кора их была грубой только у самой земли, а выше — словно из розово-золотистой многослойной чешуи. Мохнатые лапы — не зелёные, а почти синие. Очень зелёными они делались только под ярким солнцем, и тогда на каждой иголке горела искра…

— Наверно, это реликтовые деревья, — шёпотом сказала Настя. Мы все тут говорили шёпотом.

— Странно, что здесь так пусто, — слегка забеспокоился Вячик. Они с Настей держали друг друга за руки и, кажется, не замечали этого.

— Потому и пусто, что странно, — отозвался Арбуз.

«Странно, но не страшно», — подумал я. И захотелось в глубь рощи.

— Пошли дальше.

— А не заблудимся? — пискнула Настя.

Арбуз хмыкнул:

— Где? Вся роща триста шагов в поперечнике.

Николка быстро глянул на меня. Так, словно знал что-то больше других. И взял меня за локоть горячей ладошкой.

— Мя-а… — вдруг негромко донеслось сверху.