Мы прибыли в Гвадалахару в полночь, на целых полчаса раньше графика, и, к счастью, целыми и невредимыми. Я не захватил с собой никакой еды и теперь страдал. Посадка на автобус до Мехико начиналась через два с половиной часа, поэтому, имея свободное время, я вышел на улицу, в сырой, пахнущий плесенью ночной воздух, и обошел городскую площадь в поисках открытого магазина или ресторана. Если не считать одинокой, небрежно выглядящей тележки с тако на углу, я выяснил, что единственным местом, где можно купить еду в этот час, была автобусная станция. Но и там выбор ограничивался закусками и напитками из торговых автоматов. Обычные чипсы, конфеты и газированные напитки, плюс одна витрина с ассортиментом каких-то влажных, коротких, похожих на сэндвичи-торпеды штуковин, завернутых в прозрачный целлофан и заклеенных скотчем.
Автомат с конфетами жужжал и скрежетал, ничего не выдав, но хотя бы вернул деньги. Монеты, брошенные в автомат с содовой, сразу покатились в возвратный слот без какого-либо заметного эффекта. Я подошел к кассе и попросил о помощи, полагаясь на один семестр испанского языка в средней школе и жесты рук. Дама за решеткой в конце концов поняла меня, позвонила по громкой связи, чтобы кто-нибудь помог, и отправила меня обратно к ряду торговых автоматов ждать. Я был немного удивлен, когда в этот час ко мне на помощь прибежал подросток. Недопитая двухлитровая бутылка «Маунтин Дью» под мышкой объясняла его избыток энергии. На поясе у него висело внушительное увесистое кольцо с несколькими дюжинами ключей. Он методично перепробовал их все, один за другим, один за другим… на каждом автомате, пока не убедился, что
– Quince pesos cada uno por favor[45]
.– ¿Que es?
– Tortas ahogados.
– ¿Que carne?
– ¡Sí! Carne de cerdo[46]
.– Gracias.
Что ж, я узнал «sí» и «carne».
– De nada.
Все еще не зная точно, что находится внутри упаковок, я отдал тридцать песо, чтобы рассчитаться. Стараясь не пить из фонтанчика и не имея возможности достать содовую из автомата, я остался на ужин только с парой загадочных сэндвичей.
Лучше всего эти булочки можно описать как смесь маслянистой французской заправки и, возможно, соленого томатного соуса, который сочился из них, когда я снял скотч и целлофан. Теперь, когда они были распечатаны, от них исходил отчетливый резкий аромат. Прежде чем откусить кусочек, я решил, что должен спросить кого-нибудь, можно ли это есть. Кассирша могла бы помочь, но кусок потрепанного картона, засунутый за решетку в окошке ее будки, на данный момент исключал этот вариант. Парень вернулся, чтобы тщательно перепроверить каждый из своих ключей в торговых автоматах, все еще надеясь, что какой-нибудь ключ подойдет. Я привлек его внимание и поднес один из свертков жжено-красного цвета к своему лицу, сморщил нос и покачал головой, как бы говоря: «Воняет». Он помахал мне рукой, крепко держа другую руку на связке ключей, очевидно, боясь потерять свое место.
– Son un poco viejos, pero estoy seguro de que están bien[47]
.«Seguro» и «bien» – его единственные слова, которые я понимаю. «Уверен» и «хорошо».
– Lo siento, amigo. ¿Seguro? ¿Bien?
– ¡Sí! Tuve una hace un par de diás. ¡Fue muy bueno![48]
– ответил мальчик, потирая живот.