Баффетт. Биография самого известного инвестора в мире

Однако он не стал вводить послаблений в свои правила, которыми руководствовался при поиске способов заставить деньги работать. Вместо этого он установил два новых ограничения, которые еще больше затрудняли инвестирование. Это были его личные предпочтения, которые теперь вошли в официальный канон.

1. Мы не будем участвовать в бизнесе, если ключевое значение для принятия инвестиционного решения имеет технология, в которой я не смыслю. О полупроводниках или интегральных схемах я знаю примерно столько же, сколько о брачных повадках майского жука.

2. Мы не будем заниматься инвестициями, даже если они обещают великолепную прибыль, при существенной вероятности серьезных гуманитарных проблем.

Под «серьезными гуманитарными проблемами» он подразумевал увольнения, закрытие заводов и предприятий, которые не переживут ни одной забастовки.

Окурки, которыми он уже владел, и так приносили достаточно проблем. Berkshire Hathaway буквально находилась «на жизнеобеспечении». Баффетт нанял Верна МакКензии, аудитора из Peat, Marwick, чтобы проконтролировал работу злополучной текстильной фабрики. Он сожалел об ошибке, которую совершил на недавнем заседании совета директоров Berkshire Hathaway. Переживая приступ щедрости в момент, как потом оказалось, преходящего финансового успеха, Баффетт дал себя уговорить на дивиденды в размере 10 центов на акцию. Нехарактерная для Уоррена покладистость вылилась в 101 733 доллара дивидендов, которые, как он знал, могли превратиться в миллионы, если бы остались в его кармане[367]. Он решил, что больше никогда не допустит подобной ошибки.

Восемь месяцев спустя Баффетт предложил акционерам Berkshire обмен. Каждый, кто хотел получить доходные ценные бумаги, мог обменять акции на 7,5-процентные долговые обязательства. На этих условиях акционеры сдали в общей сложности 32 тысячи акций. Этим шагом Баффетт избавился от тех, кого интересовали одни лишь доходы, в надежде, что остались только те, кому в первую очередь нужен рост, а не дивиденды. Кроме того, уменьшив количество акций в обращении, он усилил контроль над Berkshire. Пусть и масштабы его первоначальной ошибки с покупкой компании стали более очевидными.

Кен Чейс стоически выполнял приказы Баффетта о сокращении бизнеса. Он прислушался к советам Чейса о том, что с профсоюзами нужно ладить, и смирился с убытками, чтобы сохранить остатки компании в рабочем состоянии.

К 1967 году Чейсу и МакКензи удалось вывести незадачливого производителя подкладок для мужских костюмов на уровень безубыточности. Но у всех на устах снова был термин «инфляция», позабытый со времен Второй мировой войны.

Баффетт старался как можно быстрее выводить деньги из текстильного бизнеса. Он принимал непосредственное участие в решении текущих вопросов на производстве, почти ежедневно разговаривая по телефону с Чейсом и МакКензи[368].

Но этого было недостаточно. По мере того, как поступали цифры, Баффетт понял, что ткацкий цех и подразделение платьевых тканей теряют столько денег, что единственное спасения для них – модернизация оборудования. Но тратить хорошие деньги, чтобы спасти плохие, было ошибкой Сибери Стэнтона. Баффетт отказался инвестировать в этот бизнес: это было бы все равно что орошать пустыню с помощью садового шланга. Тем не менее, закрытие заводов привело бы к тому, что сотни людей остались без работы. Уоррен сел за стол, покрутился в кресле, подумал немного, а затем подумал еще.

Ирония заключалась в том, что партнерство Баффетта купалось в море денег[369]. Уже возникла новая порода людей, которые выросли после Второй мировой войны, не думая об уроках Великой депрессии. Цены на акции с их подачи вздымались к невиданным высотам. Баффетт начал распродавать акции American Express, общая стоимость которых к этому времени выросла с 13 до 28 миллионов долларов, обеспечив две трети прироста капитала партнерства. Но вливать эти деньги в Berkshire Hathaway Уоррен не хотел.

Наиважнейшей задачей Баффетта было поскорее найти что-то новое, к чему можно было бы пристегнуть дряхлую клячу Berkshire, пока ее «существенное влияние» на его показатели не стало невыносимым. В Омахе он уже давно положил глаз на компанию National Indemnity. Он всегда чему-то учился и на этот раз решил узнать все о страховом бизнесе. Он взял в библиотеке кучу книг и в итоге разобрался в стратегии Рингвалта, которая заключалась в том, чтобы страховать самых трудных клиентов. Баффетт понял, что Рингвалт в страховании ведет смешанную игру: принимает умеренные риски, но остается скупым и агрессивным страховщиком. Каждый вечер он обходил офис, чтобы всюду выключить свет[370]. За фантастическую цену он страховал все необычное: цирковых артистов, укротителей львов, части тела звезд бурлеска[371]. Вскоре он стал самым быстрым, дерзким и энергичным бизнесменом в Омахе.

В начале 1960-х годов Баффетт спросил своего друга Чарли Хайдера, который входил в совет директоров National Indemnity, не заинтересован ли Рингвалт в продаже. Ответ Хайдера был интригующим.