Багдад до востребования

С миной легкого недоумения посол великой страны глядел на асфальт. Мало-помалу до него дошло: ломать голову, откуда взялся бедолага, то же самое, что веником разгонять туман. Беда, ужасающая и неумолимая, не в аварии и не в сбитом автомобилисте, а в нем самом. В том, что вымученная ежедневными лишениями и унижениями карьера, возбуждающая слюнки у сонма завистников, из-за одной-единственной оплошности рухнула в небытие, словно знаменитого арабиста под фамилией Посувалюк на планете не существовало. И совершенно неважно, выжила жертва или преставилась. Он не только навеки исчезнет из рядов дипсообщества, в ближайший год его имя вымарают из всех, включая научные, анналов. Где это видано: посол не только волочила, а и виновник тяжкого дорожно-транспортного преступления! Причем полпред не узаконившей наркотики Голландии, а цитадели воинствующего пуританства. Так что дома не только вышибут из всех табелей о рангах, но и устроят показательную порку.

Он ощущал себя ничтожной букашкой с выдернутыми лапками, окруженной стаей гиен. Мир сузился к драгоценнейшему «я», поруганному злым роком и умаленному до примитива. В ушах гремел траурный марш собственных похорон, перемежаемый улюлюканьем скоморохов. И как-то напрочь ушло в песок, что в нескольких десятках метров, должно быть, испускает дух ни в чем не повинный, случайно подвернувшийся под раздачу мутных страстей человек. Посол сколько раз штурмовал горы в альпинистской связке, но перед лицом краха судьбы протянуть руку ближнему, им искалеченному, спасовал.

Что ж, продукт общества, пытавшегося скрыть Чернобыль, мог ли поступить иначе? Системы, ни одной ценности, кроме мундира, не создавшей…

Вскоре они умчались с места происшествия, так и не решившись на жертву хотя бы взглянуть. Виктор Викторович по пути домой каждую минуту оглядывался, тем временем спутница не переставала плакать. На сей раз сквозь слезы кляла раззяву-автомобилиста, выскочившего на дорогу как черт из табакерки. И как это ни трудно представить, что с ним, ее совершенно не интересовало. Важно было лишь ее горе – крушение единственной, впившейся неодолимой зависимостью любви.

Но назавтра, когда все местные газеты запестрели заголовками о гибели в ДТП родственника султана, ощущение реальности к Анжеле вернулось. Впрочем, ни к ней одной, дикое похмелье наступило и у посла. От самоубийства его удерживало лишь то, что, по тону публикаций, очевидцев наезда не выявлено, в чем он сам почти не сомневался. Искать же правонарушителя среди иностранных дипломатов – кому такое придет в голову?

Ну а Анжела нацелилась сдаться оманским властям, беря на себя вину за аварию. Впрямь, кто, кроме нее?..

Посувалюк, призвав все красноречие, едва ее отговорил. Явка с повинной ничего не меняет – его дисквалифицируют по-любому, ибо скрыть свою вовлеченность в аварию не удастся – следователи дожмут.

Однако решающим противовесом послужило иное. В пылкой сцене прощания Виктор Викторович заверил Анжелу в верности их чувству до скончания дней. При первой же возможности (в обход цензуры) – весточка, а ближайший отпуск – кровь из носа вдвоем.

И не покривил душой. Оставшись наедине со своей жуткой, не выговариваемой тайной, Посувалюк навеки потерял покой. Единственной отдушиной, удерживавшей щеколду умопомешательства от падения, была переписка с Анжелой, как нетрудно предположить, в один конец – от него к ней. Полная нежности, трепета, новых и новых посвящений, два года поддерживавшая у адресата огонек надежды соединиться с любимым. Но, когда из-за вторжения Ирака в Кувейт сорвался его второй отпуск (отпуск 1989 г. поломала супруга – памятуя о сосланной, утащила Виктора Викторовича мимо Москвы в Австрию), обезумевшая Анжела решила искать свое счастье в коридорах советского правопорядка. Подспудно надеялась хотя бы на процессе встретиться со своим божеством, будь он там в качестве свидетеля или соучастника – вряд ли отдавала себе в этом отчет.

– Виктор Викторович, за нами хвост, – потревожил водитель пассажира, взмыленного душным диалогом с самим собой.

Посувалюк нахмурился, казалось, слов не расслышав.

«Чайка» приближалась к арке из гигантских сабель, единственной, на взгляд посла, достопримечательности Багдада. Вызывала у него то неприятие, то мистическую тягу, как сейчас. Он слегка отклонился, с интересом разглядывая монумент.

– Тебе не кажется, что сабли надраили, с тех пор как Примаков наведывался, видишь как блестят? – проигнорировав обращение, заметил Посувалюк. Между тем, вновь отклонившись, – на сей раз влево – заглянул в боковое зеркало заднего обзора.

– Уши бы им всем надрать, – предложил, должно быть, свой план урезонивания Ирака водитель.

– В политике, Коля, бьют по носу, – ушел с концами от неудобной, похоже, темы посол.

– Пусть по носу, лишь бы мозги вправить. Куда свою страну, а за компанию – нас с вами Саддам втравил.

– Поменяться бы тебе со мной местами, Коля…

– Извините, если сболтнул лишнего, Виктор Викторович.

– Смотри, поворот не проморгай.