Текст навскидку – полстраницы. Гастролер изучал его меж тем долго, минут пять. Отложил, задумался, после чего вновь пробежал глазами. Недавние пролежни скуки на лице турнула озабоченность, если не тревога.
– Ты хотел говорить, Семен? – обратился гастролер, забрасывая лист в печку, где гудела газовая горелка.
– Разве? – смутился Семен Петрович. Из-за перепада настроения у стражника-компаньона ему общаться перехотелось.
– Лучше говорить, чем себя мучить, – советовал засланец с псевдонимом «Старик», последнюю неделю нарекающий себя Федор.
Талызин пожал плечами, начал разбирать продукты с яркими, не местными этикетками. Малейшего любопытства при этом не испытывал и за пару секунд переместил провизию в холодильник. Вновь уселся за стол, излучая перепутье чувств.
– Может, разойдемся каждый в свою сторону? – спросил Талызин, отважившись наконец.
– Что это «разойдемся»? – Эластичных движений «Старик» враз отяжелел. Пристально смотрел на Семена Петровича.
– Ты поедешь к себе, а я к себе… – обозначил принцип демократического общежития Талызин, быть может, основополагающий. Помявшись, нехотя продолжил: – У вас не получается, большого ума не надо, чтобы понять… Иначе еще позавчера отправил бы меня в ГКЭС. Но знай… – Талызин призвал максимум учтивости, – я на тебя зла не держу. Говорю искренне, можешь верить этому или нет.
Сидящий на диване гастролер резко встал на ноги, но застыл, будто додумывает задачу. Наконец решившись, шагнул к столу и… запрыгнул, развернувшись, пятой точкой на столешницу. Семен Петрович, сидевший на стуле чуть поодаль, недоуменно вскинул голову: мол, что за манеры? «Старик» сигнала не заметил, ибо повернут был к компаньону боком, к тому же под ноги глядел. Тут он по-доброму взглянул на соседа и заговорил:
– Мне хорошо, что ты не злой, Семен, но тебе – это не очень хорошо. Люди редко желает другой человек добро, много есть ненависть, зависть. Хотят вкусно кушать, иметь большой дом, красивый жена, но не очень хотят работать. Думают, как у сосед забрать. Поэтому такой человек, как я, есть много работа и поэтому часто добрые люди, как ты, падать в беда…
– Ты читаешь мне сказку на ночь, убаюкивая, или убеждаешь, что твое ремесло полезнее, чем, скажем, врача? – разбирался в модели людского общежития «по Старику» инженер-электрик.
– Семен, хочешь коньяк? – озарился внезапной идеей «Старик». – В шкафчик нашел.
– Я домой хочу, – напомнил о своем, явно забалтываемом интересе Талызин. Между тем предложение не оставил без внимания: – Я лишь потому согласился, что веру в себя потерял. Одолели сомнения, что сам с алкогольной зависимостью не справлюсь. Тут я подумал: может, иракская волчья яма, куда недавно агитировали свои, а ныне заталкивают чужие – некий, зовущий к очищению знак? Меня ведь, по сути, уже нет. Год-два и сыграю в ящик от цирроза или инфаркта. Однако запомни: деньги, угрозы – аргументы для слабаков, не про меня сказано. А хотя…
– Так ты выпьешь, Семен? – Гастролер спрыгнул на пол, искрясь энтузиазмом.
– Ты не ответил, Федор, я жду! – взбунтовался Талызин. – И очень прошу: не считай меня дураком. Спаивать, чтобы удержать, – глупейшая затея! К кровати лучше привяжи… – Семен Петрович заулыбался.
– Почему смеешься, Семен? – Опешив от изрядной порции незнакомых слов и скачков тональности, «Старик» то таращил глаза, то сам норовил осклабиться.
– Потому что пациент с моим диагнозом, лишь чуть пригубив, неделю хлещет. Дороже выйдет! Дважды в день помощника будешь звать – в магазинах ведь шаром покати. Алкоголь только за валюту свободно…
Неким усилием «Старик» утихомирил сумбур эмоций, обретая привычный фасад – грациозного манекена с блуждающим взором «себе на уме». Отмахнулся, будто передавая «не договориться с тобой», и двинулся в смежную комнату. Спустя минуту вернулся с фужером и бутылкой «Арарата», на ходу ее рассматривая.
– Никто не заставлять тебя пить, Семен, – поучал «Старик», располагаясь за столом. – Алкоголь – как мазь для рук, нужно взять столько, чтобы сделать ладонь мягкий. Понадобится еще – добавлять немножко, рука порядок – забыл. Я сам захотел выпить, чтобы отдых. Если передумаешь, скажешь… – Гастролер осторожно ощупывал жестяную шляпку-пробку с язычком, казалось, не зная, как к ней подступиться.
Вскоре, призвав столовый нож, «Старик» отделил пробку, но от едкого запаха отпрянул, после чего брезгливо принюхивался. Казалось, от решения задвинуть емкость куда подальше, его удерживает авторство почина, мол, самолюбие перечит. Все же потянулся к пробке, но тут вмешался предприимчивый «трезвенник»:
– Ты минералкой разбавь, Федор.
Привстав, Талызин распахнул дверцу холодильника. Извлек «Боржоми», плитку шоколада, лимон. Снисходительно улыбаясь, за пару минут соорудил фуршет и разлил. Себе – одну минералку, а лже-Федору – шипучий коктейль, «зачадивший» пуще исходного материала.
– Давай, конвойный, за успех нашего безнадежного дела! – Семен Петрович весело звякнул своей чашкой по фужеру, как подумалось ему, компаньона по несчастью,