Багдадская встреча. Миссис Макгинти с жизнью рассталась. После похорон

— Ну… что-то вроде «вся из себя довольная да гордая. А гордиться особенно и нечем, если все выйдет наружу». И что, мол, по фотографии никогда не скажешь, что это она и есть. Ну, понятное дело, снимок-то совсем старый.

— Но почему вы решили, что речь шла именно о миссис Апуорд?

— Даже не знаю… Откуда-то взялось такое впечатление. Перед этим она говорила о миссис Апуорд… мне было неинтересно, я отвлекся… а потом… вот сейчас пытаюсь вспомнить и не могу точно сказать, о ком шла речь. Миссис Макгинти вообще была болтушкой.

Пуаро вздохнул.

— Лично я считаю, что речь шла не о миссис Апуорд. Миссис Макгинти имела в виду кого-то другого. Какая нелепость — попасть на виселицу из-за того, что, разговаривая с людьми, ты был невнимателен… А миссис Макгинти рассказывала вам о домах, где она работала, о своих домохозяйках?

— Вообще-то бывало… но спрашивать меня об этом — пустое дело. Вы не хотите понять, мосье Пуаро, что я в то время был занят собственной жизнью, собственными проблемами. Я тогда был весь на нервах.

— На нервах! Сейчас у вас для этого гораздо больше причин! Вспомните, говорила ли миссис Макгинти о миссис Карпентер — тогда она была миссис Селкирк — или о миссис Рендел?

— Карпентер? Это у которого новый дом на вершине холма и шикарная машина? Он был обручен с миссис Селкирк… да, миссис Макгинти всегда эту миссис Карпентер чихвостила. Не знаю почему. «Выскочка» — вот как она ее называла. Что она этим хотела сказать, не знаю.

— А Ренделы?

— Он доктор, да? Про них она, кажется, ничего особенного не говорила.

— А Уэтерби?

— О них помню. — Джеймс Бентли был явно доволен собой. — «Все ей вынь да положь, вечно с какими-то дурацкими прихотями» — вот что она говорила. А про него: «Никогда слова не дождешься, ни доброго, ни грубого». — Он помолчал. — «Счастье в этом доме и не ночевало» — так она говорила.

Эркюль Пуаро поднял голову. На секунду в голосе Джеймса Бентли зазвучали нотки, каких Пуаро раньше не слышал. Бентли не просто послушно повторял то, что диктовала ему память. На какой-то короткий миг его мозг вышел из состояния апатии. Джеймс Бентли думал о Хантер-Клоуз, о жизни в этом доме, о счастье, которое там и не ночевало. Джеймс Бентли, казалось, словно пробудился от тяжелого сна.

Пуаро мягко спросил:

— Вы их знаете? Мать? Отца? Дочь?

— Не очень. И то благодаря силихемтерьеру. Собака попала в капкан. Хозяйка не могла ей помочь. Я ее вызволил.

В голосе Бентли опять прозвучали новые нотки. «Я ее вызволил». В этих словах пусть слабым отзвуком, но все-таки слышалась гордость.

Пуаро вспомнил, что поведала ему миссис Оливер о своем разговоре с Дейдри Хендерсон.

И негромко произнес:

— А с хозяйкой собаки вы говорили?

— Да. Она… рассказала мне, что ее мать очень страдает. Она свою мать очень любит.

— А вы рассказали ей про вашу маму?

— Да, — просто ответил Джеймс Бентли.

Пуаро молчал. Он ждал.

— Жизнь очень жестокая штука, — сказал Джеймс Бентли. — И очень несправедливая. На долю некоторых совсем не достается счастья.

— Возможно, — уклончиво заметил Эркюль Пуаро.

— Не думаю, что она очень счастлива. Мисс Уэтерби.

— Хендерсон.

— Ах да. Она сказала, что у нее отчим.

— Дейдри Хендерсон, — сказал Пуаро. — Печальная Дейдри. Красивое имя — только сама девушка некрасивая, на мой взгляд.

Джеймс Бентли вспыхнул.

— А мне она показалась довольно симпатичной… — пробормотал он.

Глава 19

— Ты слушай, что я тебе говорю, — наставляла миссис Толк.

Эдна шмыгнула носом. Она уже давно внимала миссис Толк. И этот бесполезный разговор шел не по первому кругу. Миссис Толк перепевала одно и то же на разные лады, а иногда повторяла себя дословно. Эдна же шмыгала носом, изредка бормотала что-то невнятное, и ее реальный вклад в этот разговор был вот какой: во-первых, не может она, и все тут! Во-вторых, отец с нее шкуру спустит, если узнает.

— Может, и спустит, — согласилась миссис Толк. — Но убийство — это убийство, и ты не имеешь права скрывать то, что видела.

Эдна шмыгнула носом.

— Тебе давно полагалось бы…

Миссис Толк оборвала себя на полуслове, чтобы обслужить миссис Уэтерби, пришедшую купить вязальные спицы и очередную унцию шерсти.

— Что-то вас давно не видно, мадам, — бодрым голосом приветствовала гостью миссис Толк.

— Мне в последнее время все как-то нездоровится, — пожаловалась миссис Уэтерби. — Сердце шалит. — Она тяжело вздохнула. — Приходится много лежать.

— Я слышала, вы взяли новую работницу, — сказала миссис Толк. — Шерсть светлая, поэтому спицы лучше взять темные.

— Да, верно. Она довольно толковая и готовит неплохо, но манеры… А внешность! Волосы покрашены, нелепые джемпера в обтяжку.

— Увы, — поддержала ее миссис Толк. — Искусству прислуживать девушек в наши дни никто не обучает. Моя мама ходила в люди с тринадцати лет, каждое утро поднималась без четверти пять. Она дослужилась до старшей горничной, у нее в подчинении были три девушки. И она выучила их на славу. А сейчас времена не те. Девушек нынче не готовят — им просто дают образование, вон как Эдне.