— А вам Эбернети ничего не говорил? Не намекал, что кто-то из родных хочет устранить его?
Доктор с любопытством взглянул на Энтуисла.
— Нет, ничего подобного я от него не слышал. А вы совершенно уверены, Энтуисл, что кто-то не хочет привлечь к себе внимания? Ведь некоторые люди истерического склада внешне производят впечатление вполне разумных и нормальных.
— Хотел бы надеяться, что так оно и есть. Это вполне могло быть.
— Давайте разберемся. Кто-то, полагаю, это была женщина, утверждает, что Эбернети сказал ей об этом.
Юрист, загнанный в угол, неохотно рассказал о высказываниях Коры на похоронах. Лицо доктора Ларраби прояснилось.
— Дорогой мой, я бы не стал обращать на это внимания! Женщины в определенном возрасте бывают совершенно неуправляемыми и безответственными и могут сказать все что угодно.
Энтуислу не очень понравился столь беспечный подход доктора к делу. Ведь ему самому приходилось встречаться со множеством истеричных, неуравновешенных женщин, мечтающих лишь о том, чтобы произвести впечатление.
— Возможно, вы правы, — сказал Энтуисл, поднимаясь. — К несчастью, мы не можем поговорить с ней на эту тему, так как ее самое убили.
— Как убили? — Казалось, что доктор Ларраби усомнился в трезвости ума своего собеседника.
— Вы, возможно, читали в газетах. Миссис Ланскене в Беркшире[233]
.— Конечно… Я и понятия не имел, что она родственница Эбернети. — Доктор Ларраби выглядел искренне потрясенным.
Чувствуя, что отплатил доктору за его прежнее профессиональное высокомерие, Энтуисл вышел. Он, однако, сознавал, что беседа с врачом не рассеяла его собственных сомнений и подозрений.
В Эндерби юрист решил поговорить с Лэнскомбом и для начала поинтересовался планами дворецкого на будущее.
— Миссис Лео просила меня остаться здесь до продажи дома. Я буду очень рад услужить ей. — Он вздохнул. — Надеюсь, сэр, вы извините меня, если я скажу, что очень расстроен продажей дома. Ведь я столько лет пробыл здесь и видел, как выросли все молодые леди и джентльмены. Мне всегда думалось, что мистер Мортимер унаследует дом после своего отца и поселит здесь свою собственную семью. Было договорено, сэр, что, когда я уже не смогу продолжать работать, я переберусь в северную сторожку. Это такое милое местечко. Я заранее предвкушал, какие чистоту и порядок я там наведу. Теперь ничему этому не бывать.
— Сожалею, Лэнскомб. Имение должно быть продано как единое целое, но с вашим наследством…
— О, я вовсе не жалуюсь, сэр. Я очень тронут щедростью мистера Эбернети. Моя замужняя племянница просила меня поселиться вместе с ее семьей, но, видите ли, это совсем не то, что остаться жить в поместье.
— Знаю, — вздохнул Энтуисл. — Этот новый мир суров к нам, старикам. Жаль, что я так редко виделся с моим старым другом перед его кончиной. Как он выглядел в последние месяцы?
— Ну, сэр, он был сам не свой после смерти мистера Мортимера.
— Да, это горе сломило его. К тому же он был больным человеком, а у больных часто бывают странные фантазии. Насколько я понял, в последние дни жизни этим грешил и мистер Эбернети. Быть может, он иногда говорил о каких-то врагах, о том, что кто-то хочет причинить ему вред? Скажем, подмешать отраву в кушанье?
Старый Лэнскомб казался удивленным и шокированным.
— Не могу припомнить ничего такого, сэр.
Мистер Энтуисл внимательно посмотрел на него.
— Вы преданный слуга, Лэнскомб, я знаю. Но если у мистера Эбернети и бывали такие причуды, то ведь в этом нет ничего особенного… просто, э-э… признак болезненного состояния.
— Вот как, сэр? Могу только сказать, что мистер Эбернети никогда не говорил ничего подобного мне или в моем присутствии.
Юрист понял, что лучше сменить тему.
— Перед смертью ваш хозяин пригласил к себе погостить кое-кого из родственников. Насколько мне известно, племянника и двух племянниц с мужьями. Доставили ему удовольствие эти визиты? Или он был разочарован?
Глаза Лэнскомба приобрели отчужденное выражение, спина чопорно выпрямилась.
— Мне об этом ничего не известно, сэр.
— А я думаю, вы кое-что знаете, — мягко возразил собеседник. — Вы хотите сказать, что не ваше дело распространяться о подобных вещах. Но бывают случаи, когда приходится нарушать принятые правила. Я был одним из самых старинных друзей вашего хозяина и очень любил его. Вы тоже. Поэтому я спрашиваю вас не как дворецкого, а как человека.
Лэнскомб помолчал мгновение, потом осведомился своим бесцветным голосом:
— Что-нибудь не так, сэр?
— Сам не знаю. Надеюсь, что нет. А вам не казалось, будто что-то неладно?
— Разве только после похорон, сэр. Я не могу точно сказать, в чем, собственно, дело. Но миссис Лео и миссис Тимоти, обе они были вроде бы не в своей тарелке, когда все остальные разъехались.
— Вам известно содержание завещания?
— Да, сэр. Миссис Лео подумала, что мне, пожалуй, это будет интересно. Позволю себе сказать, сэр, что, на мой взгляд, завещание очень справедливое.
— Безусловно. Но, я думаю, это не то завещание, которое мистер Эбернети хотел составить сразу после смерти сына. Не ответите ли вы теперь на мой вопрос?