Багдадская встреча. Миссис Макгинти с жизнью рассталась. После похорон

Она сделала глубокий вздох и сказала:

— Я? Я… Но я же не сумею, Эдвард! Меня сразу разоблачат. Я не умею говорить американским голосом.

— Анна Шееле говорит почти без акцента. И потом, у тебя будет ларингит[133]. Это подтвердит один из лучших здешних врачей.

«У них всюду свои люди», — подумала Виктория.

— А что я должна буду делать? — спросила она.

— Прилетишь из Дамаска в Багдад под именем Грете Харден. Немедленно сляжешь в постель. И получишь от нашего уважаемого доктора разрешение подняться только перед самым началом конференции. А там представишь документы, которые привезла с собой.

— Настоящие документы?

— Конечно нет. Мы их подменим.

— И что в них будет?

Эдвард усмехнулся.

— Неопровержимые доказательства колоссального коммунистического заговора в Америке.

«Ишь как ловко придумали», — мелькнуло в голове у Виктории. Вслух она только спросила:

— Ты, правда, думаешь, я справлюсь, Эдвард?

Ее искреннее волнение вполне отвечало роли, которую она сейчас играла.

— Уверен. Ты, я заметил, так смачно притворяешься, просто невозможно не поверить.

Виктория сокрушенно вздохнула.

— Но как вспомню про Клиппсов — я чувствую себя последней дурой.

Он самодовольно рассмеялся.

«Только и ты тоже последний дурак, — злорадно подумала Виктория, сохраняя на лице маску восхищения, — если бы ты тогда в Басре не сболтнул насчет епископа, я бы не разгадала твой обман». Потом она спросила:

— А доктор Ратбоун?

— Что — доктор Ратбоун?

— Он просто вывеска?

Эдвард насмешливо скривил губы.

— Ратбоуну некуда деваться. Знаешь, что он делал все эти годы? Присваивал себе три четверти пожертвований, которые поступают в его организацию со всех концов света. Такого мошенника мир не знал со времен Хорейшио Боттомли[134]. Нет, Ратбоун полностью у нас в руках — мы ведь в любую минуту можем его разоблачить, и он это знает.

Но Виктория вдруг почувствовала признательность к этому старику с благородным высоким лбом и с низкой корыстной душой. Может, он и жулик, но, по крайней мере, не безжалостный — он хотел, чтобы она вырвалась от них, пока не поздно.

— Все работает на пользу нашему Новому Порядку, — произнес Эдвард.

«А Эдвард, который кажется таким нормальным, на самом деле сумасшедший! — вдруг поняла Виктория. — Наверно, человек не может не сойти с ума, если берет на себя роль бога. Говорят, что главная христианская добродетель — смирение. Теперь понятно почему. Смирение позволяет сохранять разум и оставаться человеком…»

— Пора, — сказал он. — Надо доставить тебя в Дамаск и разработать план действий на послезавтра.

Виктория живо вскочила. Только бы выбраться из этого Девоншира и снова очутиться в людном Багдаде, в отеле «Тио», под крылышком у шумного, приветливого, любезного Маркуса, и Эдвард будет не так страшен. Ей предстоит двойная роль: надо по-прежнему обманывать Эдварда, изображая собачью преданность, и в то же время тайно сорвать его планы. Она сказала:

— Ты думаешь, мистер Дэйкин знает, где Анна Шееле? Может, мне попытаться разузнать? Глядишь, он обмолвится.

— Вряд ли. К тому же ты Дэйкина не увидишь.

— А он велел мне сегодня вечером к нему зайти, — без зазрения совести соврала Виктория, ощутив холодок в спине. — Ему покажется странно, что я не явилась.

— Теперь уже не важно, что ему покажется. У нас уже все продумано. — Он добавил: — В Багдаде тебя больше не увидят.

— Но, Эдвард, в «Тио» все мои вещи! Я номер сняла.

Шарф, бесценный шарф.

— Твои вещи тебе больше не понадобятся пока. У меня для тебя готова другая одежда. Поехали.

Они снова уселись в автомобиль. Виктория думала: «Можно было ожидать, что Эдвард больше не допустит моей встречи с мистером Дэйкином, после того как я его уличила, не такой же он все-таки дурак. Он верит, что я от него без ума, в этом он, по-моему, не сомневается, но, конечно, рисковать не станет».

Она спросила:

— А если меня начнут искать, когда увидят, что я не появляюсь?

— Мы это уладим. Официально ты попрощаешься со мной на мосту и отправишься навестить знакомых на западном берегу.

— А на самом деле?

— Потерпи — увидишь.

Виктория замолчала, и они покатили, трясясь и подскакивая, по камням, между пальмовыми стволами, по мосткам через оросительные канавы.

— Лефарж, — буркнул себе под нос Эдвард. — Что, черт возьми, хотел Кармайкл этим сказать?

У Виктории испуганно заколотилось сердце.

— Ах да, — проговорила она. — Забыла тебе сказать. Может, это не важно, не знаю. К нам на раскопки в Тель-Асвад приезжал человек, которого звали мосье Лефарж.

— Что? — Эдвард так всполошился, что чуть не остановил автомобиль. — Когда?

— Ну, не знаю, примерно с неделю назад. Говорил, что едет с раскопок в Сирии, там мосье Парро, кажется, копает.

— А два француза, Андре и Жюве, при тебе не появлялись?

— Как же, — ответила Виктория. — У одного еще заболел живот, он ушел в дом и лег.

— Это были наши люди, — сказал Эдвард.

— А зачем они приезжали? Меня искали?

— Н-нет. Я понятия не имел, где ты. Но Ричард Бейкер находился в Басре одновременно с Кармайклом. Была мысль, не передал ли Кармайкл что-то Бейкеру?

— Он жаловался, что у него в вещах рылись. Нашли они что-нибудь?