Багдадский Вор

Любопытно, что одновременно с этой мыслью, с самим осознанием своей слабости, что-то укрепляло его решимость и в то же время закаляло силу воли. Ибо едва он признал свою слабость, его гордость умерла; когда его гордость умерла, его смирение возросло; когда его смирение возросло, его вера в милость Аллаха укрепилась; и когда его вера укрепилась, он увидел, сначала неясно, а затем более и более четко, что из океана огня выступают камни, камни, казалось, нетронутые кипящим, шипящим водоворотом огня, – «камни Веры», как именует их древняя арабская хроника. Первый камень был всего в нескольких футах от края. Ахмед смерил расстояние глазами. Да, сказал он себе, прыгнув высоко и прямо, он мог достичь его. И снова он посмотрел в пылающее море. За первым он увидел второй камень, словно небольшой островок с плоской вершиной; за вторым – третий, четвертый, пятый, целую цепь камней; и на противоположной стороне котла он увидел сверкающий, как святой серебряный Грааль сквозь багряную завесу огня, прозрачный поток воды, который струился из базальтовой стены – «поток божьего Милосердия», согласно древнему манускрипту, который донес до нас историю Багдадского Вора.

Ахмед стремился к прохладе этого потока. Стремление росло. Он решился. Он рискнет отправиться в путешествие по ненадежному мосту из камней. Он прошептал короткую, пылкую молитву:

– El-hamdoo ‘lillahi Rub el-alamin – да будет вся слава Богу, Господу Миров!

Затем он прыгнул с края со всей своей гибкой, чистой, молодой силой – прыгнул высоко и прямо, без тени страха в сердце. Он приземлился на первый камень, немного вздрогнул, затем удержал равновесие; его проворные голые пальцы вцепились в скользкий камень.

И снова он пробормотал молитву:

– Yah abeyd Ullah, la ilah ill’ Ullah, wahed Ullah – истинно я заявляю, что нет Бога, кроме Господа Бога – единственного Господа Бога!

Снова он прыгнул, пока пламя вздымалось под ним жестокими и красными языками, не замечая огня, просто не замечая. Так он достиг третьего камня, четвертого, пятого, и с каждым сильным, наклонным, прямым прыжком его уверенность становилась сильнее, пока наконец он не оказался на противоположной стороне котла, где окунул лицо, руки и душу в прохладную, исцеляющую воду «потока божьего Милосердия».

Все равно, благодарный, униженный, сбросивший свою гордость, как запачканную тюрбанную ткань, он все еще оставался прежним Ахмедом, веселым и радостным, с постоянной шуткой на устах, вечной насмешкой в сердце; и, оглянувшись на кипящий, шипящий водоворот огня, он сказал:

– Если бы принцу Персии пришлось перепрыгнуть через этот котел, то – клянусь зубами и честью! – его жирное тело расплавилось бы и испарилось бы на небо, как гора сала, шкворчащая на гигантской сковороде. Если бы принцу Монголии пришлось это предпринять, то – хайа! – его гордая и надменная душа накормила бы это пламя так, что оно воспарило бы до самого Седьмого Зала Благословенного, где пророк Мухаммед – хвала ему! – сидит на своем семиступенчатом троне славы. И я сомневаюсь, что божественные предки индийского принца сильно ему помогли бы. Решительно, неплохо быть вором – по крайней мере, исправившимся вором!

Весело рассмеявшись, он покинул ущелье Холма Вечного Огня, Холма Гордости, и твердо пошел вперед, пока в начале третьей луны не натолкнулся на мудрого отшельника – отшельника в самом деле такого мудрого, что он один в этой части мира – возможно, во всей Азии – знал все о изъянах лошади, рассуждениях кошки, громе облаков, поступках женщин и грядущей удаче мужчин.

– Я ищу волшебный сундук, который лежит за вон тем горизонтом, – сказал Ахмед и поведал о своих поисках.

Отшельник ответил Ахмеду:

– Опрометчивая юность! Сотни лет я ходил по этой земле. Многие следовали той тропой – и никто не вернулся. Ты на верной дороге, но тот будет владеть сундуком, кто первым пересечет Долину Чудовищ и Сад Зачарованных Деревьев. Что касается последнего, – сказал отшельник, – твое остроумие и одаренность помогут тебе, а с первым – твоя сила, твоя смелость, твой меч.

Ахмед улыбнулся.

– Хорошо, – ответил он, – что я потерял свою гордость, пересекая Холм Вечного Огня. В противном случае я мог бы сказать: в том, что касается остроумия и одаренности, базары заточили мои мозги до острия иглы, в то время как моя сила и смелость – во имя Аллаха и во имя Аллаха, – скромность не позволяет мне сказать тебе правду о них!

Затем он снова стал серьезным. Ибо ему показалось, как будто из дальних далей, перекрывая расстояние, послышался голос Зобейды, побуждающий его, говорящий ему: «Я люблю тебя, Ахмед! Я верю тебе истинно! Я буду ждать тебя!»