Она стала частью жизни Александра, хотя он никогда не придавал ей значение. Он недооценивал ее, и даже когда писал портрет, не осознавал, что пишет свой. Она стала частью его жизни, незаметно и долгожданно. Она лгала и понимала, что лжет, и в этом также была похожа на своего художника. Если бы не несколько неопровержимых доказательств ее реального существования, можно было бы решить, что она – плод его фантазии. Своего рода зеркало
–Не смешите меня, Александр – слишком старомодно и претенциозно. Просто Алекс.– монах спустил капюшон и пробормотал что-то на чужом языке. Речь идет о еще одном персонаже, совершенно нелепо вписавшемся в привычную жизнь старого дома на окраинах. Того самого, о котором уже не мало было сказано ранее.
В тот день солнце палило особенно жестоко и казалось, что деревянные доски, хрустя и ссыхаясь пожираются какими-то невидимыми насекомыми. Солнце висело высоко, почти недосягаемо, и своей безнаказанностью могло испепелять испачканный мир под ногами. Глаза резало от яркого света и воздух, знойный и расплавленный, мог создавать множество разных миражей, но человек в черной сутане, небритый и пьяный оказался вполне материальным и настоящим.
Он перешагнул за порог и ввалившись за безропотно гостеприимный стол, вместо приветствия грязно выругался и сказал что поживет здесь некоторое время. Взамен он готов разрешить молодому человеку нарисовать свой портрет. Не дожидаясь какого-либо положительного ответа, толстые пальцы засуетились, развязывая черный мешок и на столе появилось что-то типа соленого мяса.
С необычайной проворностью монах схватил руку Александра и вдавил его кисть во что-то бело-розовое и бесформенное, похожее на глину или пластилин. Спрятав слепок, и видимо успокоившись, он налил себе и молодому человеку, осушил кружку и уснул повторяя какие-то бредовые фразы.
Нельзя сказать, что он был нужен одинокому художнику, или он его оставил у себя из жалости, или корысти. Был лишь один какой-то странный интерес, близкий с равнодушием. Течение принесло новый сюрприз, и оставалось лишь ждать продолжения.
Странный монах не имел имени, вернее не говорил его, тем не менее, всячески подтрунивая над именем Александра, он сумел сочетать наглость и утонченную деликатность, близкую к аристократической манерности. Вместе с тем, этот субъект был похож на огромную муху, неожиданно ставшую человеком.
Он был небрит и пьян постоянно. Его однотонно чернокоричневогрязная одежда, по всей очевидности, была его единственной одеждой уже несколько лет, причем в ней он умудрялся спать в самых непринужденных местах. Он сразу заявил, что не претендует на первый этаж или веранду, но решительно намерен спать на чердаке.
Александру было интересно это новое явление в его жизни. Этот человек был по сем признакам необычен и неестественен, таков как-будто сбежал из книги какого-нибудь извращенного писателя. Он не был не другом, ни собеседником, ни наставником. Никогда не претендовал на роль натурщика.
Но одну нишу, давно пустовавшую, он занял с необычайной легкостью. В старом уединенном доме давно не было домашнего животного, и теперь оно появилось. Грязное и неопрятное, жирное и орущее по ночам какие-то песни на чужом языке, оно было как нельзя более удачным дополнением разнузданной жизни молодого кутилы.
Александр не показывал его как диковинку, но и не скрывал о его существовании. Иногда его гости периодически шутки, что если кто-то по глупости решит жениться, у них на то уже заготовлен свой собственный священник.
Но был один человек, которому новый обитатель сразу пришелся не по душе. Привыкшая к чистоте и порядку, Лиза с первого момента знакомства почувствовала яркую неприязнь и отвращение, когда толстые небритые губы в галантности прикоснулись к ее левой руке. Он задержался на миг и отпустил какой—то пошлый комплимент.
Лиза, кроме неприязни, испытывала к этому человеку еще одно чувство, гораздо более сложное и непонятное. Ощущение страха и леденящей опасности. Она приходила в дом своего любовника, для того чтобы почувствовать себя счастливой, укрывая свое счастье от остальных и пряча страсть в глубине сердца.
Об их связи не знал никто, хотя это достаточно смелое заявление для маленького, вполне замкнутого городка. Единственный свидетель не источал опасности разглашения. В нем было нечто худшее и коварное. Он был всегда приветлив и деликатен, по отношению к юной леди, как он ее называл, но это звучало несколько нарочито и угрожающе. Представьте, что за вашей спиной подливают яд или мысленно пытают в казематах святой инквизиции.
Она несколько раз говорила с Александром по поводу сомнительного гостя, но молодой человек относился к ее доводам с аскетическим спокойствием. Даже те качества, которые раздражали ее особенно, не приводили ни к каким решительным действиям, ведущим к устранению неприятного гостя. Он совершенно непринужденно продолжал сквернословить, плевал в самых неподходящих местах и каждую субботу привозил из города портовых проституток.