— Да, полковник, это так. Но вот вопрос: а кто такой, например, Фрунзе? Четыре армии ему дали, а ведь три месяца назад командовал одной. Я что-то не припомню генерала с такой фамилией. Тоже, скажете, из унтеров?
— Нет, ваше превосходительство, он из большевиков-агитаторов. Сиживал в тюрьмах и на каторге. Студент-недоучка Политехнического института. Военного образования не имеет. Но при том известен как человек волевой и умный. Ставленник и убежденный сторонник Ленина.
— Вот как? Спасибо за сообщение. Вы просто незаменимый человек, Василий Петрович. Однако, будь он тысячу раз волевой и умный, но если ни военного образования, ни военного опыта у него нет, мы его поймаем, — просчеты будут неизбежны. Правда, сидит у него старая лиса генерал Новицкий — этого я хорошо знаю. Но ничего, перехитрим лису! Их карты раскрыты.
Прошу вас не забыть о сегодняшнем бале. Кстати говоря, я очень доволен работой вашей племянницы. Сегодня у нее дела тоже будет достаточно. Нежно приветствую ее. А вы заметили, хе-хе-хе, что мой Игорек от нее — того-с, совсем с ума сошел?.. Хе-хе-хе, мой племянник — ваша племянница, молодо-зелено, честным пирком да за свадебку, хе-хе-хе… Да, чтобы не забыть: на днях сюда прибудет личный посол самого президента Вильсона, некто Гаррис. Хорошо бы узнать загодя, о чем он сторговался с Верховным. Ясно, что сладкий кусок им обещан, но вот что мы за это получим, и в частности Западная армия, а?..
С любопытством глядела Наташа на блестящий, необыкновенный бал: она лишь читала, что такие бывают. Но зрелище это впечатляло не только ее: подобного бала в Уфе не было уже много лет, разве что в 1913 году в честь трехсотлетия дома Романовых собиралось вместе столь высокое общество, да и то не было тогда на балу английских, американских, французских военных советников.
На хорах двухсветного зала гремел военный оркестр, внизу прогуливались генералы и офицеры штаба Западной армии со своими разодетыми (а точнее — почти раздетыми) женами и дочерьми или с фронтовыми спутницами, празднично шествовали уфимские тузы и чиновники под руку с оживленными, взволнованными женами. Вдоль стен и за колоннами расположились пожилые матроны со своими молоденькими, трепещущими от волнения дочерьми — их было много, очень много в затянувшиеся военные годы — девушек без женихов.
Блеск люстр, зеркал, бриллиантов, колье, ожерелий, диадем, золотых погон, женских плеч, серебряного шитья, бесконечное множество незнакомых лиц, ровное жужжание сотен голосов, гром оркестра — у Наташи даже слегка закружилась голова, она покрепче оперлась на руку Безбородько.
Оркестр заиграл вальс «На сопках Маньчжурии». В центре зала закружились первые пары, раздалось мерное тоненькое позвякивание шпор, замелькали лайковые по локоть перчатки, ритмично зашевелилась вся людская масса.
«Ах молодец, ах старая каналья! — подумал Безбородько о Ханжине. — Пускай-ка иностранные советники почувствуют, как хороши дела у Западной армии. Такой бал убеждает лучше любых реляций».
— Господни полковник, разрешите пригласить на тур вальса мадемуазель подпоручика? — Около Наташи вырос сияющий от радости Игорь — племянник и адъютант Ханжина.
Полными восхищения глазами смотрел он на статную, румяную блондинку, чью красоту лишь подчеркивали изящный китель, синенькая юбка и блестящие шевровые сапожки.
Наташа вопросительно посмотрела на Безбородько, «дядя» с улыбкой кивнул ей, и она с нескрываемым удовольствием, прикрыв глаза и отбросив назад голову, отдалась вальсу.
Не один Безбородько следил за ними, уж очень хороша была эта юная пара. Стройная, синеглазая, какая-то удивительно светлая и чистая девушка и ее высокий, ловкий, опьяненный восторгом кавалер привлекали всеобщее внимание: на них, замирая от восторга, будто воочию увидав свою заветную мечту, смотрели девчушки из-за колонн; крякнув, замирали на полуслове старые пропитые штабс-капитаны; с недоброй завистью, как бы невзначай, взглядывали молодящиеся дамы.
«Ах, Игорек, Игорек, — у Безбородько сузились глаза, — не нашли бы тебя как-нибудь утром мертвеньким где-нибудь на дальнем пустыре. Да, дядюшка взъярится, как медведь на рогатине, ты у него вместо сына. Ну, а мы — облавочку, и еще одну, глядь, он нам войск подбросит, и мы ревком тогда с корнем и повыведем. Вот так: честным пирком…» — И он ласково помахал проплывающей мимо раскрасневшейся от танца паре.
На середину зала вышел в мундире, белых перчатках и при всех орденах пожилой полковник — распорядитель бала.
— Гранд тур! — скомандовал он.
Все танцующие пары прекратили вальсировать и взялись за руки, образовав общий круг.
— А… друа! — И все в такт вальсу двинулись направо.
— А… гош! — раздалась самозабвенная команда, и все повернули налево.
— Ле дам, о мильё! (Дамы, в середину!) Же ву при, медам, а гош! Месьё, а друа! — И женский круг начинал движение влево, мужской — вправо.
— Корбей! (Корзинка!) — И по этому сигналу дирижера танцев мужчины вплотную охватили женский круг, подняли сомкнутые руки и перекинули их перед дамами, образовав переплетенный круг.