Багряная песнь (СИ)

«Глубоко кусается, дрянь!»

В доме раздались голоса, затем звук затрещины и обиженный мальчиший рев. Лагдуш вышел на глиняное крыльцо двора, откинув кожаный полог. Смотрел хмуро – глаза у него после смены были заспанные. Отдыхал, видимо.

– Что орешь, баба? – недовольно поинтересовался он, зевнув.

Агнешка только фыркнула, сморщив широкий оливковый нос, и оскалила желтые клыки.

– Я ору? Крысы эти вонючие. Развелось как грязи! Вон, смотри как кусают! – она ткнула себе в ногу.

Лагдуш хрипло заворчал, отирая заспанные глаза.

– Да не ори ты так! Ну, кусают. И нас в шахтах кусают, чего тут орать теперь?

Дети, а потом и эта проклятая крыса, так взвинтили Агнешку, что она бы и мужику своему морду набила, если бы у Лагдуша не был кулак покрепче.

– Это ты так говоришь! – Ангешка только отмахнулась от него полотенцем и обвиняюще ткнула пальцем в темный угол двора, где была глубокая щель между двумя скальными валунами. – Ты посмотри на них, все паршивые от этого красного камня! Я вон слышала, всю семью Огриды покусали! Всех кусают!

Лагдуш, раздетый по пояс, наморщился и почесал пузо. Зевнул.

– Ну и что? – орк развел руками. – Красные или не красные – одно, крысы. Я жрать пошел. Стирай, дура.

– Сам дурак! – рявкнула Агнешка ему в спину. И зло выплеснула воду из таза.

Шахту заливал прозрачный алый свет, дробившийся водянистыми бликами на стенах.

Тар-Майрон был глупцом, решив, что теперь, когда на стороне Энгвара каранглир, можно убить его, отрезав голову своей волшебной игрушечной сабелькой.

Он лишил его всего лишь части тела – но не разума. Силы оболочки – но не силы каранглира, все еще кипящей в крови.

И уж точно не силы духа, связанной теперь с силой сотен за спиной, кто причастился к новой музыке камня.

Они были им, а он – ими.

Энгвар дождался, когда недалекий сопляк успокоится, вышвырнет голову, и заставил тело встать. Конечно, они оттащили его в мертвецкую и, конечно, Нэтрон думал, что так просто сможет вскрыть его.

О, они заставили повизжать и его, и его учеников, когда они разгрызали тела и влили в их горло раскаленный каранглир, чтобы выжег нутро до оплавленного мяса.

А теперь он пришел сюда, коронованный вместо несчастной головы пламенеющей мощью камня, связанной с его духом. Красное пламя рвалось из его шеи, и фэа – дух – не осязала, но видела и слышала все. Он желал напитаться, насытиться, как хищник на охоте, почувствовать эту силу, звенящую в костях и зубах, как вторая музыка творения.

Каранглир разрастался, насыщаясь кровью. Он рос под местом, где все искали исцеления, он рос в шахте. Там, в городе, наращивали силу орки. Но во тьме рудников ютились те, кто сновали во мраке во множестве, особенно в Фелуруше и Хабре. Незаметные, они несли с собой мощь каранглира, и через них, пророков нового мира, звучала песня.

Крысы, дети шахт. Они стали его главными помощниками. Они заполнили свои норы, соединились с братьями и сестрами, уже вкусившими сладости певучего минерала, и стали куда большим, чем обычные звери.

В шахте вокруг они заполнили все. Они пищали, сверкая красными глазами в полумраке, окровавленные черные шкурки и голые хвосты извивались в ярких отсветах шарлаховых кристаллов как черви. Испачканные кровью носы и крысиные зубы вонзались в тела сородичей, кто уже не мог двигаться из-за распиравших их кристаллов, плодились, и на смену погибшим приходили новые.

«Нет, вы не узнаете о моей армии. Ни ты, Тар-Майрон, ни Аран Эндор, что отверг всех нас, раз прислал именно тебя».

Энгвар опустился на колени прямо среди крысиного месива и любовно протянул им руки. Боль распирала фана, будто бы тело казалось слишком тесным для каранглира, который лез изнутри колючими осколками, кипел бурлящим потоком. И вместе с тем – сладкая, экстатически великолепная сила, несравнимая ни с чем!

Вседозволенность. Всемогущество.

«Мы большее, чем ты. Мы – множество. Мы – рой. Мы – больше, чем одиночка, даже и обуздавший самоцветы эльфов из-за моря».

Энгвар глубоко выдохнул, чувствуя, как крысы бегают по его ногам и коленям, взбираются по рукам и плечам – но не кусают.

«Я знаю тебя, Аран Эндор. Ты – и твой прихвостень – все вы хотите уничтожить эту песню, потому что боитесь ее. Я видел твой страх через твоего слугу – правду говорят, что ты труслив, раз боишься всего нового, что тебе неподвластно! Ты желал войны – и ты получишь войну!»

Они все стали охотниками и уверовали только в одну истину – слабый не должен править.

Тот, кто боится нового, и тот, кто его отвергает – слаб.

А значит, недостоин.

========== Глава 3. Ализариновый крик. ==========

Я видел, как происходит трансформация. Ужасно смотреть, как меняются лица твоих солдат, понимать, что они могут не вспомнить тебя на следующий день; это как меч в грудь. Но те, кто сумеет пройти через это, станут почти неуязвимы. […] Напоминай им, чтобы они распространяли лириум. Он растет от одного нашего прикосновения.

Наш маг говорит, что он намного сильней синего. По его словам, это как кружка для эля, полная бренди. Спустя две ночи он сошел с ума: орал и пускал пену изо рта. Пришлось запереть его в сарае.