Он заставил себя и всех остальных назвать его по имени. Покатать на языках эту сладкую простоту, упиться тем, как умалилось значение одной-единственной личности, когда с нее срывают все огромные прозвища и пышные титулы, и остается только имя.
– Лунго-ортин! – Энгвар раскинул руки, оплетенные ализариновыми пластами кристаллов, и насмешливо позвал майа.
Как Лунгортин любил смеяться над ним в былое время! Они все видели и слышали это!
«Ты не устоишь перед нами. Не устоишь же?»
Они больше не боялись балрога. Не боялись ничего, потому что переполнились силой, способной свергать не только королей, но и поставить на колени целый мир.
«Целый мир, полный песни. Целый мир, принадлежащий нам».
Каранглир помог восстановить фана не за дни, но за считанные часы. И пусть голова стала лишь подобием прежней, пусть глаза видели мир в красном зареве, пусть волосы превратились в кристаллические наросты – Энгвар не просто остался здесь, но даже преуспел.
Тар-Майрон полагал, что смог казнить его, и тем подарил самый лакомый кусок в их маленькой гонке – время.
И они решили воспользоваться этим.
«Да».
Раньше никто не хотел оказаться в обиталище балрога, потому что боялся его жара и темноты, такой густой, что парализует душу и разум. Но сейчас им всем, армии Энгвара, его братьям и детям, требовалось пространство.
Агарглиру, его алой песне, тоже требовалось пространство, и он собирался его получить. Он уже отобрал дом балрога, принеся сюда кровь и крыс, и красную мелодию: там, где раньше воздух трепетал от нестерпимого лавового жара, теперь выросли чарующие кристаллы, и самый большой высился среди остальных, блистательно ярких, будто трон.
Пока что – твердый и темный. Пока что – не испивший живой крови. Пока что – не вкусивший живой души.
Энгвар стоял посреди гигантской пещеры, с настоящей армией за спиной, мерцавшей сотнями алых глаз – мужчин, крыс, женщин и детей. Свод тонул в кровавом мраке, и майа вновь расхохотался, подзывая балрога.
Будто пьяница, что требует от жены выглянуть в окно.
– Эй, Лунгортин! Я не вижу тебя! Мы стоим тут, трусливая корова!
На этот раз балрог их услышал. Появился из расселины в глубине – огромная тень, едва ли не раза в два выше самого Энгвара, обдал жаром и запахом угля. Огненные глаза пламенели во тьме, как щели в горне.
Лунгортин усмехнулся – резкий и злой смешок, будто бы осыпалась каменная глыба.
– Аран Эндор узнает про твои глупости, Энгвар, и раздавит тебя, – низкий рокот его голоса отдался глубоким эхом.
«Да неужто?»
Энгвар услышал, как армия за спиной глумливо загоготала над словами Лунгортина, опьяненная силой и собственным бесстрашием.
«Не раздавит, Лунгортин. Ибо он слаб и не смог дать никому из тех, кто стоит со мной, всего, что они хотели бы. Они больше не червяки под его ногами. Они – армия».
– Как же он узнает, Лунгортин? – Энгвар говорил, и его голос терялся в эхе сотен глоток, что ревели и шептали то же самое – единые, будто пчелиный рой. – На его теле зреет опухоль, а он боится ее удалить!
Слова прокатились по пещере разноголосой волной, перемигиванием красных точек глаз в темноте.
Тело балрога очертилось во мраке сильнее – огненные прожилки зазмеились по рукам и плечам, по черным латам, выращенным из тела. Добела раскаленными полумесяцами сверкнули рога.
– Ты не знаешь его, Энгвар, – голос Лунгортина не резонировал с окружающей пещерой, звучал столь же ровно и естественно здесь, как рокот лавы. – Он бьет только один раз, зато наверняка. Что ты сделаешь со своей властью? Повесишь Тар-Майрона и напьешься его крови? Ты как был тупым ничтожеством, так и остался.
Энгвар ощерился, показав зубы, и вслед за ним оскалился каждый орк в армии.
– Ты сам – трусливая корова, Лунгортин. Сидишь здесь, пока я занял твой дом.
Балрог слегка пошевелился, пожимая плечами.
– Мне наплевать на твои игры, Энгвар. Мой дом – повсюду в этих жилах, – Лунгортин фыркнул. –Тангородримом ты подавишься. Кишка тонка. Machanaz узнает об этом, открутит твою тупую башку, и на том дело кончится.
Солдаты за спиной засвистели и загоготали.
– А может, ты сам попробуешь? – Энгвар развел руками и покачал венцом алых кристаллов на голове, выросших причудливой короной, наползающей на багрово сияющие глаза.
Они знали, что нужно успеть до того, как балрог призовет на помощь жар и лаву, которая может хлестнуть из бездны огненным фонтаном, оставив невредимым только Лунгортина. Выигрывали время трепом для лучников и солдат, не вооруженных ничем, кроме крюков и цепей.
Балрог набрал мощь, и стены пещеры сотряс низкий рык: темноту прорезала вспышка огненного света, громыхнувшая, будто эхо грозы. Щелкнул пламенный бич.
Чудовище, все время донимавшее их насмешками, бросилось атаковать, и они ждали именно этого – ярости, которая побудила бы Лунгортина уверовать, что он расправляется с дразнящими его ничтожествами, не имеющими представления о сражениях.
«Ты глупец, Лунгортин».
Энгвар почувствовал, как орки за его спиной бросились врассыпную, имитируя ужас и бегство. Побуждали погнаться за ними. Прикидывались лакомым куском для любого хищника.