Багряная песнь (СИ)

Мелькор старался не думать об изуродованной руке Майрона, хотя в памяти то и дело вставала эта потемневшая кожа и распухшие суставы, пульсирующие изнутри багряным светом. Будто там, в костях и мышцах, шевелилось что-то живое.

Тошнотворное зрелище, когда та же рука когда-то перебирала твои волосы и ласкала шею.

События последних нескольких суток казались ему бредовым сном, который начался в Фелуруше и не хотел заканчиваться. Где-то в его воображении существовала другая, правильная версия событий, когда он увидел тупых овец вместо обещанных Энгваром солдат, счел выходку майа шуткой идиота, после чего казнил на месте и вернулся к себе.

А потом государство под вулканами зажило бы своей жизнью – бесконечная вереница новых целей по подготовке к битве, которая наконец-то прорвет осаду. И скандалов, вносивших то экзотическую перчинку, когда сплетни напоминали пошлые в безвкусице и потрясающие в абсурдности истории, то удушливую вонь – в зависимости от виновников событий.

Вместо этого он теперь глотал пыль на главном форпосте перед Хабром. То ли пугал, то ли воодушевлял всех майар на этом дне своим присутствием: даже заставил Лангона изумленно выпучиться от обычного отсутствия брезгливости. Остался из любопытства и нежелания пускать на самотек все, что касалось каранглира: даже потребовал носить в его личную зону форпоста все эдикты.

«Можно подумать, я наделен исключительной свободой выбора».

Кроме того там, за воротами, все еще оставался Майрон. Он едва чувствовал его присутствие, но…

«Но пока он здесь – значит, не все потеряно».

Каменные валуны и ежи, собранные из железных прутьев, перекрывали дорогу, что пронизывала весь Ангбанд: тянулась через Хабр и спускалась в Фелуруш. Форпост возле Хабра оборудовали просто и наскоро: перекрытия на дороге, огороженные жилые места, создающие иллюзию личного пространства, и две железных вышки, где сидели караульные лучники.

И никаких орков. Только майар.

Он не думал, что история с одним никчемным кристаллом может обернуться непрекращающимся бредовым ужасом. Заражение и… гибель ли? – Лунгортина – ударила по его разуму, словно вопль в тишине. Балрог, обманутый Энгваром, ревел так, как может орать любой, кого в прямом смысле разрывают на части.

После, словно этого было мало, провалилась идея Майрона. Может быть, попробуй он раньше созвать зараженных, или не трать они время на выяснения, что задумал Энгвар, у него получилось бы. Но вместо этого…

Мелькор слишком хорошо помнил, что случилось, когда он привычно попытался прикрыть глаза и сосредоточиться на всех, кто жил под Тангородримом. Как он нащупывал нити их жизней – мужчины, женщины, дети, животные, чудовища – рой неясных разумов, закрытых друг от друга и совершенно беззащитных перед ним самим для любого приказа, если это потребуется.

Тогда он впервые почувствовал зараженных: то, чем они стали. Тех, кто напоминал угасшие угли во мраке – чудовищная плотная масса, связанная между собой, будто осиный рой, который обладал собственной музыкой. Не его мелодия творения, нет, но нечто столь искусно чуждое, что вводило в заблуждение майар, и не могло обмануть его. Он точно знал свои ноты.

И этот рой, закрытый извне, не слышал его. Он приказывал – и будто бы кричал из-за стекла. Пытался влить собственную силу – и та рассеивалась во мраке без отклика.

Даже Майрон не успел узнать худшее. Каранглир отсекал души орков и майар от его воли. Взращивал чудовище прямо на теле огромного государства, питаясь его силами. И змею следовало душить в зародыше.

«Но как сражаться с тем, чья сила возрастет с каждым зараженным?»

То, что Энгвара можно только убить, он понял с первым нападением на форпост. Когда из щелей, в обход дороги, хлынула целая орда зараженных орков – вперемешку мужчины и женщины, даже подростки.

Мелькор хорошо помнил, что тогда было.

Зараженные действовали единой ордой, которой кто-то командовал точно так же, как и он сам – командирами на поле боя. Они ударили с тыла, где никто не ожидал нападения, и застигли форпост врасплох. Не боялись ни боли, ни оружия, и продолжали идти вперед даже с отрубленными руками и стрелами в глазницах. Лезли, будто кто-то гнал их кнутом.

Майар ударились в панику – некоторые без доспехов, некоторые без оружия, некоторые боялись каранглира и думали, что их дни будут сочтены даже если подойти к зараженному.

Пришлось брать ситуацию в свои руки.

Он порадовался в тот день присутствию Ашатаруш как никогда: верхом, в Железном Венце, вооруженного Грондом, его просто не могли не заметить. Он скомандовал лучникам стрелять без остановки, пока не закончатся стрелы – и в первую очередь по крюконосцам.

Больше всего боялся, что его или Ашатаруш зацепят таким же крюком, как Лунгортина, потому что видел их в месиве перекошенных лиц – цепи, мелькающие алыми кругами, когда гарпунники раскручивали их для броска.