От этого чувства глубочайшего сожаления лоб Стива покрылся испариной, когда он услышал цокот собачьих когтей и топот ботинок на тропе, ведущей к крыльцу. Теперь единственный путь к спасению вел… в глубины дома.
Не успев ничего обдумать, Стив бросился через кухню, лавируя вокруг хлама на полу. Оказавшись в коридоре, он нырнул в ближайшую дверь слева – и оказался в гостиной.
У Стива была всего секунда, чтобы определить, где он, но и за это время он успел подумать, что люстра выглядит слишком изысканной для беспорядка в комнате. Тяжелый абажур из красного узорчатого стекла, лампочка под которым не горела, нависал над гостиной, забитой тяжелой мебелью.
Пол скрывался под темными старинными креслами и диваном, загруженным одеждой и газетами. Вся стена, не считая большого окна-эркера за портьерами, была увешана фотографиями в рамках. Стекло в них отражало слабый свет из коридора.
Сервант оказался набит расколотыми камнями; из распахнутой пасти большого камина воняло псиной, моторным маслом и кислым сальным запахом человеческого тела. И только под самый конец своего торопливого обзора Стив заметил иссохшее туловище, затерявшееся в мягком кресле у окон. У подлокотника стояло сложенное кресло-каталка. Сморщенная плоть сгорбленного существа стала такой темной от краски, что Стив не заметил его, когда вошел, и только теперь уставился в шоке.
У красных распухших ступней существа лежал узорчатый поднос с едва тронутой едой. Глаза были закрыты – оно спало или хуже. Точнее, она – сморщенные груди, напоминавшие большие изюмины, указывали на женский пол. На голове почти не осталось волос.
За стеной на кухне гремела какофония звуков – скрежет когтей по линолеуму, собачье поскуливание, лай и топот ботинок.
Быстро развернувшись на 180 градусов, Стив опустился за открытой дверью и потянул ее на себя, так что край двери сомкнулся с подлокотником длинного дивана. Он сильно ударился копчиком о плинтус, но крепко сжал челюсти и молча сел на корточки.
Только свист воздуха в его ноздрях выдавал боль. Стиву пришлось сосредоточиться и бросить всю силу воли на то, чтобы успокоить дыхание. Сейчас ему очень хотелось быть поменьше, чтобы макушка не вылезала наружу.
– Стоять! – крикнул мужской голос прямо у дверей гостиной. Насколько Стив слышал, собаки лезли на стены коридора.
Последнее, что он успел сделать, – прижать голову к деревянной задней панели дивана, покрытой заусенцами, и покрыть макушку заплесневелым полотенцем со спинки. Все, что видел Стив, застряв за дверью в таком положении, – потертый ковер, окаймленный серой пылью. Он не представлял, заметят ли его, если кто войдет в гостиную, или нет.
От одного лишь присутствия незнакомца в комнате ужас охватил весь мозг Стива белым пламенем. На миг даже пришла идиотская мысль, не стоит ли встать и извиниться, что вошел в дом.
Стив сам не знал, как ему удалось не шевельнуться.
Он не видел, что происходит в комнате, только слышал шаги по полу – совсем рядом со своей головой. К счастью, собаки послушались хозяина и теперь скулили за дверью, иначе они бы наверняка унюхали Стива. Но с каждой мучительно медленной секундой нервы его все сильнее напрягались, словно кожа барабана; он ждал, что вот-вот на плечо опустится рука, или незнакомец рявкнет приказ, или сорвет полотенце.
Вместо этого Стив услышал хруст коленных суставов, затем – негромкий голос незнакомца на другом конце комнаты. По-видимому, он обращался к дряхлому существу в кресле:
– Время пришло, матушка. Они здесь. Дети ждут. Идем же – вот так, вот так.
Раздался металлический щелчок и звук растягиваемой пружины – скорее всего, раскладывали инвалидное кресло.
Затем послышался испуганный крик и словно детский плач – покой старухи потревожили. Она заскулила, как будто проснулась от страшного сна.
Незнакомец успокоил ее, издавая гортанное воркование, будто птица. К страху от негромкого разговора, с трудом различимого из-за древней мебели, за которой прятался Стив, примешивалось настойчивое ощущение абсурда.
– Она приблизилась, – заявил престарелый голос. – Она не одна. Берлога полна.
– Да, да. Время пришло.
– Так далеко вверху. Снова так далеко. Мы должны ответить, – ее слабый голос то и дело прерывался, однако произношение и речь женщины были прекрасны. Для такого преклонного возраста ее голос оказался весьма сильным.
– Да, матушка.
– Их желудки требуют пищи. Мы в безопасности?
– Конечно. Всё в порядке.
– Ты знаешь, чего они требуют. Чего хотят. А снаружи снова лезут к нам.
– Нет, всё в порядке. Здесь – только краснота. Я тебя сейчас подниму – нельзя больше ждать, или они покончат… с нами. Этого нельзя допустить.
– Оно – наружное – пропитало собой воздух. Ты не замечаешь?
– Садись – вот так.
Стив услышал, как пружины сжались и на подушку сели.
– Здесь… – в голосе старухи звучал испуг. – Они проникли. Я чувствую.
– Да, все открыто. Воздух ожил. Мы ждем только тебя – без тебя нельзя начинать.
– Но мы в безопасности? А врата?
– Да, матушка. Здесь только друзья. Только краснота.
– И больше никого?
– И больше никого.
– Чтобы поприветствовать красноту, мне нужно лицо.
– Вот оно.