Багрянец

Он выпал из леса в навоз, запутался в траве и приземлился на четвереньки, ощутив коленями влажную почву. Стив неловко попытался стряхнуть собак, вцеплявшихся в его плоть с жутким влажным чавканьем, но напрасно. Перед глазами горело яркое белое сияние, но Стив с ревом двинулся дальше.

В приливе сил он поднялся вместе с двумя собаками, присосавшимися к нему, точно огромные пиявки. Третья пара челюстей вгрызалась в лодыжку. Обе ноги сзади вымокли, а на заднице в штанах зияла одна огромная дыра.

Боль не отпускала Стива, но адреналин позволил ему сделать еще десять шагов от границы леса и позвать на помощь. Однако все три псины не отпускали, стремясь загнать, утомить человека.

«Обучены».

Стив каким-то образом умудрился не выпустить камеру из рук, подняв ее над головой, будто шел по пояс в воде. Тогда он со всех сил опустил камеру на голову псу, который грыз предплечье, – тот заскулил и попятился бочком. Один глаз у собаки закрылся.

– Не трогай мою собаку, мудак! – заорал человеческий голос. Стив с трудом обернулся, вместе со своим бессильным телом волоча шлейф из собак, свисавших с его конечностей, и увидел красных людей. Остатки сил вытекли из ног, будто теплая вода, и он сказал, глядя в небо:

– Твою же мать.

Красные – их было по крайней мере дюжина – со взъерошенными напомаженными волосами и гневными алыми лицами медленно, терпеливо сопровождали Стива, едва продвигавшегося в долину. Красный народ, взяв его в кольцо, бесшумно плыл, точь-в-точь как овцы, днем сопровождавшие его движение вверх; и точно так же, как безразличная скотина, жуткие туземцы спокойно наблюдали за невыносимыми страданиями, не пытаясь их никак облегчить. Стиву казалось, что в больших белых глазах он видит радость от его мучений.

По ногам прокатывались горячие волны резкой боли, смывавшей жизненные силы; при очередном шаге в ступне что-то чавкнуло, но Стиву не хватало духа посмотреть. Адреналин иссяк, и он шел все медленнее. Он позвал маму, но голос сорвался.

Бородач с черным камнем в жилистой руке шагнул ближе – ухмылка на крысиной роже обнажала кривые зубы, точь-в-точь как у его собак. Молочно-белый шрам рассекал глаз незнакомца. Он заехал черным камнем прямо Стиву в лицо.

Хрусть.

Перед глазами Стива все затряслось, потом потемнело. В черноте плавали белые точки. Затем зрение наполовину вернулось, и он увидел слюну, текущую из его рта. «Чем пахнет?» Кажется, Стив чувствовал запах собственных мозгов.

Собаки продолжали тянуть и рвать – одна перекусила какие-то крупные нервы в ноге, и по коже пошли «иголки», каких он прежде никогда не чувствовал. Ступня похолодела и онемела, и Стив потерял равновесие.

«Небо, собаки… Все красные смотрят…»

От усталости у него помутился рассудок, в голове завертелся бешеный вихрь мыслей и воспоминаний. Разум противился происходящему здесь и сейчас, одновременно отказываясь осознавать, что такое «сейчас» и куда оно ведет. Странные мысли будто уносили Стива из его тела: вот они с двоюродным братом в детстве в одинаковых плавках бегут по песку, смеясь. «Помоги нам, Гэри», – прошептал он.

«Вон, вдалеке… Море…»

Вот его мать в коричневом свитере, который Стив последний раз видел тридцать лет назад; к шерсти приколота деревянная лакированная брошка в виде совы. Мама утерла большими пальцами слезы с его веснушчатых щек.

«Я умер. Мама…»

И темнота.

14

Шейла, такая же эффектная, с такой же идеальной прической, одеждой и макияжем, как всегда, искала в ящиках бутылочку воды в дополнение к бумажному платочку. Кэт обычно приходила в роскошный офис начальницы не для того, чтобы поплакать, но в этот раз не прошло и нескольких секунд, как платочек понадобился.

Очки редакторши отражали солнечный свет, бивший в окна, и Кэт лишь иногда видела ее глаза. Однако в те моменты журналистка ясно читала во взгляде Шейлы неловкость. Кэт решила – она и раньше это замечала, – что начальнице не часто приходилось поддерживать своих расстроенных подчиненных.

Шейла предпочитала «тихую жизнь» – такого мнения придерживалось семь лет назад большинство в «Л&С», когда Кэт начала там работать внештатно. Изданием владел богач по имени Адриан – муж Шейлы, который поддерживал журнал, потому что тот был проектом его жены. Шейла оказалась не худшим начальником: она проявляла неизменную учтивость и редко поддавалась гневу. Может, редактор и выделяла любимчиков, но эта ее черта шла только на пользу Кэт, резюме которой всегда очень впечатляло начальницу.

С самого начала Шейла совершила ошибку, решив, будто Кэт – из того же теста, что и остальное ее окружение: будто она – такая же мажорная it-girl, только постарше, которая после шикарной жизни в Лондоне, можно сказать, ушла на покой в Девон и продолжала заниматься журнализмом только в качестве хобби.