Багрянец

Как и у многих других состоятельных личностей (а Кэт в своей работе иногда встречала по-настоящему богатых людей), представление об «иной жизни» у Шейлы оказалось очень неполным. От обычного мира и толпы, борющейся за выживание «там, снаружи», ее отделяли бесчисленные невидимые границы: имя Шейлы даже украшало корпус восемнадцатиметровой яхты мужа, стоящей в Диллмуте. Как только Кэт поняла, что Шейла – светская львица, не переносившая конфликтов и одержимая контролем (пусть это проявлялось и в пассивной форме), как все в ней и в журнале стало гораздо понятнее. Все, кто угрожал пузырьку, в котором жила Шейла, подвергались анафеме: либо она делала вид, что их нет, либо перекладывала эту трудность на широкую сеть своих знакомых.

От Кэт в их совместной работе требовалось только соглашаться со всеми мыслями и высказываниями Шейлы. Свои идеи она предлагала начальнице исключительно походя и наедине, и эти идеи всегда соответствовали представлениям Шейлы о том, что интересно жителям ее мира. Таким образом Кэт сумела добиться в «Л&С» процветания для себя.

Их издание было нацелено на людей состоятельных, способных позволить себе предметы роскоши и дорогой досуг. Бо́льшая часть читателей либо вышла на пенсию, либо держала здесь только дома для каникул. Настоящим новостям в «Л&С» места не было – ни многочисленным кризисам в местной Национальной системе здравоохранения и в девонских домах для престарелых, ни падающим зарплатам и малочисленным школам, ни отсутствию вложений в инфраструктуру и нехватке жилья по нормальным ценам. Все это не касалось читателя.

Подписчики получали свой экземпляр в запечатанном полиэтиленовом пакете, несколько месяцев любовались элегантными столами в спа, отелями, кабинетами частных дантистов и оранжереями с панорамным видом на море, после чего смысл существования журнала исчерпывался.

Больше половины каждого ежемесячного номера отводилось для рекламы элитных бизнесов на Юго-Западе – просторные отели, поселки для богатых пенсионеров, мишленовские рестораны, магазины фермерских продуктов, частные школы-интернаты, круизы и импортеры вина. Кэт приходилось писать немало таких рекламных заметок, замаскированных под репортажи. Остаток заполняли статьями про местных знаменитостей, наименее шокирующие исторические моменты, инициативы по спасению дикой природы, благотворительные балы и новостями из жизни высшего общества.

Если хочешь остаться в профессии, надо уметь соглашаться: никакого творческого мышления, витания в облаках, раскачивания лодки или оригинальности. Опыт Кэт говорил: чтобы удержаться на работе как можно дольше, нужно определить людей, которые играют на барабане, и покорно танцевать под их ритм.

Когда Шейла позвала Кэт, чтобы обсудить с ней приложение – после того как Мэтт Халл сообщил ей прошлой ночью, а потом перестал отвечать на звонки, как и Стив, который так и не вернулся в свою квартиру, – впервые за семь лет маска упала с лица Кэт. С другой стороны, она получила шанс услышать мнение человека, который мог знать что-нибудь про Редстоун-Кросс. «То есть Шейлы».

– Не знаю, что и думать, Кэт. Слишком много всего сразу. – Шейла глядела на одно из фото, сделанных Мэттом, у Кэт на планшете с таким выражением, будто откусила от яблока и увидела половину червяка. Наконец волнение победило в борьбе с отвращением, и редактор подняла взгляд от экрана: – Прежде всего, Стив. Где он может быть, как ты считаешь?

Кэт покачала головой:

– Он всегда рано или поздно перезванивал.

– Говоришь, он ушел на прогулку?

– Не совсем, – вздохнула Кэт. «Ну что ж…» – и она пересказала Шейле теорию Стива и причину, по которой он решил «посмотреть» ферму Тони Уиллоуза.

– Боже, какой настойчивый. Я и представить себе не могла. – Шейла смотрела в окно, обдумывая новую, в высшей степени абсурдную информацию.

Кэт дополнила свой рассказ историей Мэтта Халла о преследованиях, которым его подвергли «красные люди», потом передала свой телефон Шейле, чтобы та прослушала сообщение Мэтта.

– Шейла, я просто схожу с ума, так волнуюсь за них обоих.

– Могу себе представить, – ответила начальница ровным тоном, не лишенным, правда, нотки неудовольствия оттого, что и ей теперь пришлось волноваться.

В качестве примечания Кэт упомянула и Хелен Браун – девушку, которую они со Стивом встретили на выставке. Она описала записи Хелен, добавила, что брат девушки пропал без вести, якобы совершив самоубийство через две недели после последней записи у Редстоун-Кросс – и лишь тогда тон Шейлы изменился.

– Какой ужас, – сказала она – и только. Вскоре Шейла заговорила снова, более слабым голосом: – Я понимаю, что особы с богатым воображением могут… – редактор попыталась успокоить Кэт улыбкой, но получилось так плохо, что Шейла быстро оставила попытку и закрыла разговор:

– Дорогая, у меня через пять минут назначена встреча, и я совершенно не готова. Я должна кое-кому позвонить – это может подождать, пока я не освобожусь? Если ты вернешься в… допустим, в половине пятого, мы попытаемся добраться до сути дела. И я хотела бы показать эти фото одному человеку.

– Конечно.