Багряный лес

Теперь он видел то, что представлял, но ничего общего не находил в действительности со своими воспоминаниями и фантазиями. Бабушкин дом не был таким старым! В нем, сельской добротной и современной хате, было почти все, что навязчиво, по-модному, выпирало изо всех углов и стен техническим прогрессом человечества: программной швейной машинкой, широкоэкранным телевизором, креслами, мебелью, современной посудой — все принадлежало настоящему времени, только вот пахло по-другому, по-старому… Здесь же все было настоящим! Александру никогда в жизни не приходилось видеть настоящие украинские хаты, те самые, которые строили и обустраивали окраинцы в памятные времена славного батька-атамана Хмеля[27], но в том, что сейчас видел, понимал, была настоящая, не музейная история. Кто-то ему когда-то говорил, что в Украине есть чудаки, чем-то похожие на староверов (но отличимые от них тем, что были укреплены в настоящей Вере, Православной), они также уединяются подальше от городов и мегаполисов, но не для ведения своих обрядов, а для того, чтобы жить жизнью прошлого по-настоящему; они строят такие же хаты, собирая для строительства сведения по крупицам, "преданиям старины глубокой", и соответственно устраивают свой быт. Это могло быть реальностью, так как всегда есть немало тех, кто недоволен современной, быстротечной жизнью, когда дни уходят на решение различных жизненно важных проблем, и за гонкой распутывания разных обстоятельств, в пыли суетных хлопот незаметно, но неотвратимо и стремительно гибнет сама жизнь, прогорая бесполезным огнем. Как часто это бывает!.. И как часто мы этого даже не замечаем. Вполне могло быть так, что такие чудаки оказались в Чернобыльских лесах и обстроились, обжились, как было видно, крепко и основательно.

Кровать, на которой сидел Александр, своим изножьем примыкала к ослепительно-белой, выбеленной так аккуратно, что не было видно застывших известковых разводов от кисти, печи. Была видна серо-белая, из-за глубокой тени, лежанка, по стенам которой были аккуратно развешаны пучки каких-то трав. Лицевая сторона печи, с толстой дубовой доской припечника и расставленной чистой утварью, была не закопчена, а разрисована до вытяжной трубы крупными цветами, очень напоминающими декоративные ирисы. Цветы были прорисованы с такой любовью, что казались живыми. На ощупь печь была теплой, и Александр догадался, какой запах был в хате главным, тем самым, который вбирал в себя все остальные, дополнял их и подчинял, медовый, вязкий и аппетитный… Его разбудил хлебный дух. Печь топили ранним утром, чтобы испечь каравай! От этой догадки Александр испытал более сильный приступ голода — ничего удивительного, когда ты ел последний раз сутки назад. Роль заложника не очень-то располагала к приему пищи, хотя "террористы" были в этом плане очень заботливы: они закупили продукты и предлагали их пассажирам.

Печь упиралась в придверную стену светлицы, заканчивалась низкими и глубокими полками для крупногабаритной утвари, завешенной белой накрахмаленной, и вышитой по краям незатейливым двухцветным черно-красным узором, занавесью. Рядом стояли ухват, кочерга и деревянная, широкая ложем, хлебная лопата, которой ставился и вынимался из печи каравай.