Багровая книга

   Об ужасе, пережитом жителями этого дома, можно судить хотя бы по тому, что у двоих помутилось сознание.

   Между прочим, сошла с ума женщина.

   Был налет чеченцев.

   Выстрелы, истерические крики юных девушек, грубая ругань, угрозы смертью.

   -- Вы губите Росою... давайте десять... сто тысяч... белье давайте -- наливку... девок...

   Женщина была средних лет, с высшим образованием, муж ее известен в городе, как один из виднейших общественных деятелей.

   Она выбежала во двор.

   С горящими глазами, пеной у рта, разметавшимися волосами, произнося непонятные звуки, она стала бешено отплясывать перед солдатами.

   Тем это пришлось по вкусу.

   Они ей хлопали от удовольствия.

   Кричали:

   -- А ну, еще... жарь... ай да танцорка!

   Это, однако, не помешало им потом снять с ее плеч теплую кофту и угостить нагайками при общем хохоте верховых и пеших.

   ...А соседи-христиане в это время мечтательно разглядывали небо...

   224

 

3

На Жилянке

   Наш дом, -- рассказывает одна из пострадавших, -- хорошо выкрашенный, с изящно оштукатуренным фасадом, не избег участи и всех прочих домов с густым еврейским населением этого района.

   ...Плач, рыдания, вопли...

   Стоголосый вой отчаяния и жути смерти перемешивался с треском разбиваемых дверей, мебели, циничными выкриками, отдельными выстрелами. Партия громил и разбойников сменялась другой, все в военной форме, все с одинаковой программой действий с теми же зазубренными фразами о кипятке, бомбах, приказе резать жидов, с неминуемыми грабежами, насилиями, угрозами, избиениями.

   В среду 2-го октября многие квартиры были уже основательно разгромлены, много мебели превращено в щепки, многие вчерашние богачи оголели до нижнего белья. Но все это мне кажется ничтожной мелочью в сравнении с тем, что предстояло пережить нам впоследствии.

   Было часов 8 вечера.

   Тьма.

   К дому подкатил автомобиль.

   В нем помещалось человек 15 военных.

   Ворота и двери парадных подъездов уже давно были выломаны и разбиты, так что автомобиль беспрепятственно въехал во двор. Военные, среди которых, судя по погонам, было несколько офицеров, рассеялись по еврейским квартирам.

   Начался обычный грабеж.

   Угрозы... выстрелы.

   Недолго пришлось этой группе работать в нашем доме, уже не над чем было.

   Собрались уходить

   Один из солдат обратился к офицеру, руководившему всей этой операцией.

   -- Убивать нужно?

   Последовал лаконический ответ:

   -- Обойдемся без того.

   Но, о чем-то подумав, офицер прибавил:

   -- Подождите, сейчас двинем.

   Он указал солдатам на двух молодых девушек.

   -- Посадить их в автомобиль.

   Бросились матери на помощь.

   Но не помогали их слезы.

   225

   Не тронули мольбы бившихся у ног разбойников девушек. Приказ офицера в русской военной форме царских времен был приведен в исполнение.

   Девушек увезли.

   На следующий день в конце Жилянской улицы был найден изуродованный до неузнаваемости труп одной из девушек.

   Нос был совершенно отрезан.

   На всем теле масса рубцов от шашек, на некоторых мускулах -- следы человеческих зубов.

   ...Вернулась вторая...

   Со страшно изменившимся, побледневшим, исцарапанным лицом... состарившаяся, сутулая... угрюмо молчаливая, с опущенным мутным взглядом поблекших очей. О том, что с нею произошло, каким образом она вырвалась, правда полуживой, из когтей зверей,-- она не рассказывает, да и не хватает ни у кого жестокости ее о том расспрашивать.

   ...Лишь изредка выдают ее мрачную тайну нервные припадки...

4

Элегантный грабитель

   Фабрикант К. жил по Крещатику в доме N 25.

   Группа офицеров во главе со штабс-капитаном, в сопровождении нескольких солдат, явилась к К. с ордером от контрразведки на арест.

   Встретившая их сестра его заявила:

   -- Брат мой болен.

   Один из офицеров ответил, что против болезни у них есть прекраснейшее средство!

   -- 4 стены... и пуля.

   Фабрикант был взят.

   Его повезли с Крещатика на Фундуклеевскую улицу в помещение контрразведки. По дороге штабс-капитан говорил, что К. арестован по обвинению в коммунизме, и что из его квартиры стреляли в войска.

   К. пожал плечами.

   -- Ведь я же фабрикант и капиталист, к тому же член партии народной свободы... я не могу сочувствовать коммунизму.

   Офицер улыбнулся.

   Когда же К. был уже приведен к дому, где помещается контрразведка, офицер совсем смягчился.

   -- У вас есть свидетели?-- спросил он.

   226

   -- Какие?

   -- Чтобы подтвердить вашу лояльность.

   -- Сколько угодно, только отведите меня в мою контору.

   -- Ну, идемте.

   К. был препровожден с Фундуклеевской на Пушкинскую, где помещалась его контора. Он тотчас же вызвал многих жильцов дома, хорошо его знающих, и те подтвердили его полную лояльность.

   Но господ офицеров это не удовлетворило.

   -- Все это для нас не убедительно.

   -- Так что же вы хотите?

   -- Мы арестуем вас.

   Тотчас же К. был заперт в одной из комнат своей конторы, и к нему были приставлены 2 солдата. Все это время штабс-капитан суетился, кричал, распоряжался. В полном недоумении от всего происходящего, К., как коммерчески человек, начал уже смутно догадываться, к чему клонится вся эта упорная и неуклонная борьба с коммунизмом. Между тем, штабс-капитан, кончив свои хлопоты и распоряжения, всполошившие весь дом, вывел солдат из комнаты.