Багровая книга

   В таком полном неведении мы находились все время, пока большевики не были вытеснены из города добровольцами. В четверг вечером мы увидали первых верховых с кокардами на фуражках, скакавших взад и вперед мимо наших окон. Мы все были уверены, что наступление отбито, и что теперь жизнь скоро войдет в свою колею.

   Однако полного ощущения безопасности не было.

   Ночь на пятницу мы провели в тревоге.

   На тротуарах видны были дозоры, с опаской проскакивавшие по улице.

   В пятницу утром уже было достоверно известно, что большевики выбиты из города. Публика успокоилась, начала вылезать из подвальных помещений, собираться кучками и обсуждать положение.

   И тут впервые прошел зловещий слух.

   Бледными тенями пробегали по улице евреи.

   -- Грабят,-- сообщали они.

   -- Кто?.. где?

   -- Войска... добровольцы... офицеры... не знаем.

   Поспешно убегали.

   Мы заколотили парадный ход дома глухо-наглухо и крепко заперли ворота.

   И в то время, как прежде -- только что пережитая канонада, гул орудий и свист снарядов, не знающих различия национальностей, объединили всех жильцов дома, жутко прислушивавшихся к грохоту орудий,-- теперь новые события, ожидание погрома, сразу провело резкую грань между евреями и христианами.

   Они заперлись в своих квартирах.

   Они крепко заперлись.

   На стук глухо отвечали:

   -- Мы христиане.

   236

   Они... христиане.

   Какой самообман!

   Они стали настолько чуждаться своих соседей евреев, с которыми жили как будто в дружбе, что не отвечали на обращенные к ним вопросы, делая вид, что не слышат.

   А евреи тем больше сближались.

   Мы собирались группами.

   Ждали беду свою вместе.

   И вот, когда несколько человек нас сидело в лавочке, вдруг, к великому изумлению нашему, мы увидели несколько человек военных, вооруженных винтовками, прорвавшихся к нам через парикмахерскую, хозяином которой был христианин.

   Они бросились к нам.

   -- Оружие есть?

   Один из них принялся обшаривать мои карманы и вынул бумажник с деньгами. Документы и всякие другие бумажки отдал мне, а бумажник с 4.000 денег положил в свой карман.

   Тоже проделали и с остальными.

   Делали они все это молча и спешно.

   Затем отправились в другие квартиры.

   Брали больше денег и драгоценности: кольца, часы, серьги, браслеты, цепочки... Только в квартире 13 они обобрали до нитки хозяина, сняв с него все до голого тела.

   Дали залп.

   И выбежали на улицу.

   По всему видно было, что они торопились.

   Почти следом за ними начали выламывать парадные двери. Взломали и ворвались.

   Было человек 15. Они пошли по квартирам. Из первой квартиры, где живет домохозяин-еврей, кто-то вышел к ним и сказал:

   Здесь живут русские.

   Они этим удовлетворились.

   -- А кто живет напротив?

   -- Тут живет врач.

   Они постучали к нам. Их сейчас же впустили.

   Первое слово, произнесенное ими, было:

   -- Деньги давай!

   Посыпались угрозы.

   -- Сейчас доставай... не то всех перебьем!

   Нас было в квартире 3-ое: я, мой шурин-врач и квартирант.

   Мне приставили к груди револьвер.

   237

   -- Деньги!

   Я объяснил:

   -- Меня только что обобрали.

   -- Часы давай!

   -- И часов у меня нет.

   Тогда они рассвирепели, начали хлестать меня нагайками и бить кулаками по лицу.

   Шурин пробовал их уговорить. Они спросили:

   -- Ты русский?

   -- Я еврей,-- отвечал он.

   Они накинулись на него, сняли золотые часы и кольцо.

   Повалили на землю.

   Но тут произошел следующий инцидент. В квартире у нас были 2 русские женщины, и вот одна из них бросилась к ним и начала умолять не трогать нас. Офицер обратился к ней с вопросом:

   -- А ты кто такая?

   -- Я русская,-- ответила она.

   -- Так будь же русской, -- закричал он,-- тебе нечего делать в жидовском доме... вон отсюда!

   И тут же прибавил:

   -- Ведь знаешь, какая это подлая нация!

   Надо заметить, что руководил шайкой офицер, выражающийся весьма интеллигентно. И когда женщина с негодованием сказала ему:

   -- Ведь здесь живет врач, который лечит вашего же брата, как не стыдно?

   Он как-то с сожаленим взглянул вокруг на обстановку квартиры.

   И махнул своим спутникам рукой.

   -- Идем.

   В других квартирах они были менее деликатны. Ломали мебель, пианино, били посуду. Всюду спрашивали:

   -- Из этого дома стреляли... кто стрелял отсюда?

   ...Погром в нашем районе разрастался.

   Мы слышали треск разбиваемых стекол,-- это взламывали ближайшие магазины. По треску стекол мы старались установить, в какой стороне от нашего дома происходит погром. Из наших окон видно было, как большие толпы народа, в особенности баб и детворы, мешками тащат награбленное добро. Из дома N6 было вытащено все, вплоть до мелочей.

   ...даже детская мебель...

   Возле Троицкого Народного Дома гуляла пестрая,

   238

   расфранченная христианская толпа и любовалась приятным зрелищем,-- как солдаты взламывали двери, врывались в квартиры и делали там свое сатанинское дело.

   Мы организовали постоянное дежурство.

   День прошел спокойно.

   Пытались несколько раз угрозами и увещеваниями заставить нас открыть ворота, но это не удалось.

   Но вот наступила ночь.

   О сне никто и не думал.

   Все мужчины дежурили во дворе. Малейший шорох приводил всех в смертельный ужас. С различных сторон доносились душераздирающие крики. Порой человеческие вопли смешивались с собачьим лаем.

   Снова ломились бандиты.

   Снова мы их не пустили.