Багровая судьба

— Серьезно? После всего, что произошло сегодня вечером, ты действительно можешь думать о еде?

Она похлопывает себя по животу и усмехается мне.

— Я всегда думаю о еде.

Я ухмыляюсь в ответ, прежде чем повернуться и подтолкнуть ее в сторону кухни.

— Я тоже, пойдем. Думаю, Амелия припрятала где-то там свои запасы шоколада.

Пока мы идем, напряжение спадает с моих плеч, уступая место теплу, не имеющему ничего общего с температурой воздуха в пентхаусе. Гул холодильника наполняет пространство, когда я включаю свет на кухне. Тени отступают в углы, изгнанные мягким светом, окутывающим столешницу.

— У Амелии действительно был хороший вкус на шоколад, — шепчет Ева, ее голос звучит нежно в тишине просторной кухни.

— Как давно ты общалась с моей сестрой?

Ева пожимает плечами.

— Не так давно, но она кажется очень озабоченной, поэтому я пытаюсь дать ей время привыкнуть к новым реалиям.

Я прыскаю от смеха.

— Да уж, новые реалии.

Ева садится на табуретку около кухонного островка, любопытный блеск в ее глазах говорит о том, что она здесь не только ради сладостей.

— Ооооо… — растягивает она игривым тоном, — хоть я и обожаю говорить о твоей сестре, на самом деле я хочу поговорить о тебе. Расскажи мне о Джии.

Моя рука замирает в воздухе, пальцы касаются прохладной металлической ручки холодильника. Неожиданно упоминание ею о Джии сжимает мою грудь, словно тиски.

— Джиа… всё сложно, — говорю я осторожно, не желая открывать дверь, которой лучше оставаться закрытой.

Ева наклоняет голову, темные кудри падают на одно плечо.

— Всё сложно, да? — возражает она, — похоже, это история, которую стоит услышать, — ее тон игривый, но глаза искрят любопытным блеском.

— Может быть, как-нибудь в другой раз, — уклоняюсь от ответа я, хватая молоко из холодильника, прежде чем отправиться в кладовую на поиски крекеров, зефира и шоколадных батончиков. Я швыряю батончик в сторону Евы, и она с легкостью ловит его. Она звонко смеется, прогоняя мрачное настроение, которое я непреднамеренно создал.

— Ладно, храни свои секреты, Дон Корлеоне, — поддразнивает она, ловкими пальцами разворачивая шоколад. Ее последующие слова мягче, всё еще поддразнивающие, но с оттенком чего-то более глубокого: — Но знаешь, я никогда не воспринимала тебя как мужчину, который способен провести с женщиной все выходные, не говоря уже о том, чтобы жениться на ней, независимо от причин, стоящих за этим решением. Меняешь свой образ жизни, Винсент?

Я прислоняюсь к стойке и скрещиваю руки на груди, пытаясь защититься от неожиданной правды в ее шутке. Моя репутация плейбоя заслужена; вкладываться в отношения — это обязательства, которые я не могу себе позволить.

— Люди меняются, — отвечаю я, признание звучит более резко, чем я предполагал. Эта мысль тревожит, даже кажется слишком чуждой, словно я планирую надеть на себя чужую одежду, — сшитую на заказ, но незнакомую.

— Или, может быть, они находят для этого повод, — парирует она, хватая остальные принесенные мной припасы. Я даю ей две тарелки, чтобы разложить сладости, прежде чем отношу их в микроволновую печь.

— Возможно, — соглашаюсь я, чувствуя, как уголки моего рта дергаются в неохотной улыбке.

Ее обезоруживающее присутствие разрушает стены, воздвигнутые вокруг меня, которые я укреплял годами. Осознание столь же поразительное, сколь и безусловное. Когда я был с Джией, мои мысли преследовал образ Евы и воспоминания о ее словах, но почему? Она стала одним из моих самых надежных друзей, но это вовсе не причина, почему я не могу выбросить ее из головы.

Прохладный мрамор кухонного острова резко контрастирует с теплом в моей груди, когда Ева подходит ближе, смотря на меня любопытными глазами. Я ставлю перед нами тарелки с уже подогретыми закусками, зефир настолько раздулся в микроволновке, что отслоился от верхнего крекера и образовал на тарелке липкую массу.

— Наверное, я положил их слишком надолго, — гримасничаю я.

Она смеется.

— Они по-прежнему такие же вкусные, даже если выглядят не так симпатично, — замечает она, откусывая кусочек. Она закрывает глаза и стонет от восторга, и этот звук пробуждает во мне желание. Я отбрасываю это чувство и смотрю, как она слизывает липкую массу со своих пальцев. — И таким образом, когда порция закончиться, мы сможем слизать еще чуть-чуть с наших пальцев, — говорит она, смеясь, и несколько небольших крошек выпадают у нее изо рта.

В этот момент я представляю, как она слизывает липкий зефир с моих пальцев. Боже. Я прикусываю губу, визуализируя все части ее тела, с которых мне хотелось бы слизать зефир.

— Винсент, — ее голос, мягкий и серьезный, прорывается сквозь запретные фантазии, разыгрывающиеся в моей голове, — каким ты видишь свое будущее?

Я вздрагиваю, смущенный уязвимостью вопроса.

Я вижу, как облизываю все твое тело, — думаю я про себя, прежде чем меня пронзает чувство вины.

Вчера вечером я трахал Джию, и вот я здесь, зная, что должен нарушить обещание жениться на ней, убить ее отца и подумываю о том, чтобы трахнуть одного из самых близких моих близких друзей. С моим мозгом явно что-то не так.