Багровая судьба

Энтони бледнеет. Его рот открывается и закрывается, но не издает ни звука. Он оглядывается вокруг в поисках союзника, но не находит его. Остальные капо сидят в ошеломленном молчании.

— Ты не сможешь больше прятаться за ложью и манипуляциями, — говорю я.

Руки Энтони сжимаются в кулаки по бокам.

— Хорошо, — он выплевывает это слово, как кислоту, — значит, это я провез наркотики. Но ты, Винсент… ты никогда не должен был занять место во главе этого стола. Ты это знаешь, я это знаю, и Эдвард это знал.

Прежде чем я успеваю заговорить, тяжелую атмосферу пронзает тихий всхлип.

— Пожалуйста… — голос Джии дрожит, каждое слово разит отчаяньем, — он всё еще мой отец. Пожалуйста, помилуй его.

Ее прикосновение легкое, но в то же время, сковывающее мою решимость цепями. Она выросла в этом мире и, как и любой из нас за этим столом, понимает, чем чревато предательство ее отца.

— Не смей умолять его за меня! — кричит Энтони.

— Ты хоть понимаешь, что ты натворил? Я пытаюсь помочь тебе, — кричит она в ответ.

— Хватит, — заявляю я твердым голосом, — семья — это всё, но предательство… оно отравляет колодец, из которого мы все пьем.

— Я не признаю твоей власти надо мной, мальчик, — гремит голос Энтони.

Мы молча смотрим на него, наблюдая, как последние нити оставшегося в нем самоуважения отрываются одна за другой.

— Давай, расскажи им о Еве, — плюет он, глядя мне в глаза, и кривая ухмылка рассекает его лицо, — расскажи им о своем драгоценном испанском пироге.

Моя кровь стынет в жилах, и на мгновение больше ничего не существует — только угроза, висящая в воздухе, ядовитая и мерзкая. Имя Евы звучит, словно выстрел, эхом отдаваясь в моем черепе.

— Осторожнее, Энтони, — предупреждаю я, мой голос спокоен, несмотря на бушующий внутри шторм, — твои слова роют могилу, в которой буду лежать не я.

Его смех звучит пусто и зло.

— Что ты сделаешь? Убьешь меня? Возможно, в конечном итоге ты пожалеешь об этом, потому что, если со мной что-то случится… желаю удачи в поисках Евы.

— Папочка? Что ты сделал? — в истерике спрашивает Джиа.

Фасад ломается, осколки моего терпения рассыпаются под тяжестью насмешек Энтони. Видимость контроля разбивается вдребезги с гортанным ревом, вырывающимся из моего горла. Я бегу через стол, полированная поверхность не является препятствием для ярости, которая разжигает меня. Мои руки находят шелковый галстук Энтони, и затягивают ее, словно петлю.

— Винсент! Нет! — мольба Джии звучит как отдаленное эхо, заглушенное шумом крови в моих ушах.

— Остановите его! — выкрикивает кто-то в хаосе.

Я смутно осознаю, как сильные руки обхватывают мое тело и тянут меня назад, но они словно пытаются сдержать силу природы. Лицо Энтони, когда-то самодовольное и насмешливое, теперь искаженно от страха. Он хватает ртом воздух, цепляясь за мою хватку.

Я вбиваю кулаки в его плоть, кровь брызгает мне в лицо при каждом ударе. Я знаю, что если меня не сдерживать, я буду избивать этого человека до тех пор, пока каждая кость не сломается и от него не останется ничего, кроме месива из кожи и крови, в котором больше нельзя будет узнать человека.

— Винсент! — голоса капо сливаются в один строгий хор, и их коллективная сила наконец-то отвлекает меня.

Я отступаю назад, грудь вздымается, глаза всё еще прикованы к Энтони. Костяшки моих пальцев пульсируют там, где они соприкасались с его плотью и костями.

— Энтони, — хриплю я, и в моем голосе звучит убийственное спокойствие, скрывающее хаос внутри, — где Ева?

Он пытается восстановить самообладание, настороженно глядя на меня.

— Ты хочешь ее? Отлично, — он смотрит на Джию, затем снова на меня, — отпусти нас. Меня и Джию. Тогда я верну твою испанскую любовницу.

Все в комнате затаили дыхание в ожидании. Каждый мускул моего тела напрягается, готовый нанести удар, отказать ему во всем, кроме возмездия. Но перед моими глазами всплывает лицо Евы, — ее улыбка, ее страх, мысль о том, что она в его когтях.

— Хорошо, — выплевываю я это слово так, как будто оно пропитано ядом, — уходи. Но если ты тронешь хотя бы один волосок на ее голове, твоя смерть не будет такой быстрой, как для Кристофера, потому что я убью тебя сам и причиню тебе такую боль, что ты будешь умолять меня о своей кончине.

— Винсент… — говорит Джиа, — я не понимаю. Я думала, ты любишь меня.

Я знаю, что для нее будет лучше, если она меня возненавидит. Ей будет легче принять то, что мне придется сделать с ее отцом в конечном итоге.

— Уходи! Я думал, что смогу полюбить тебя, пока не осознал, от какого мужчины ты произошла. Никогда не будет существовать такого мира, в котором я мог бы доверять тебе.

Эти слова — чистая ложь, но в тоже время и доброта, которую я ей дарю. Ту, которую она никогда не осознает и не поймет.

Она колеблется.

— Я сказал, уйди! — кричу я еще громче, — уйди с глаз долой.

Энтони приказывает Джии подойти к нему, и она подчиняется, с тяжелой болью в глазах.

— Пошел ты на хуй, — бормочет она себе под нос, проходя мимо меня, и я знаю, что заслуживаю всю испытываемую ей ненависть.