Багровый лепесток и белый

– Не мне судить о том, что думала миссис Рэкхэм, – говорит Конфетка, – я ее почти не знала. Она была уже больна, когда я попала в дом. Однако, – (выгнутая бровь миссис Фокс наводит страх, намекая, что гувернантка, утверждающая, будто не знает фактов, должна быть или дурой, или лгуньей), – я считаю, что вы правы.

– А вы, мисс Конфетт, вы любите детей? – Миссис Фокс кладет руки на колени и подается вперед, как человек, готовый приняться за дело.

– О да. Я очень привязана к Софи.

– Это сразу видно. Она первая ученица у вас?

– Нет, – отвечает Конфетка, у нее невозмутимый вид, но голова идет кругом – как колесо с фейерверками. – До Софи я занималась с маленьким мальчиком. Его звали Кристофер. В Данди. – (Затяжная война Уильяма с поставщиками джута запечатлела в ее памяти уйму имен и фактов, связанных с Данди; если будет надобность, она может использовать их, но Господи, прости за упоминание Кристофера, бедный ребенок, которому она не только не помогала, она бросила его в логове львов…)

– Данди? – отзывается миссис Фокс. – Как вы далеко уехали. Хотя по вашему выговору я бы не сказала, что вы из Шотландии – у вас скорее лондонский выговор.

– Я жила во многих местах.

– Я уверена, что это так.

Следует неловкая пауза, во время которой Конфетка недоумевает, куда, к черту, девалась победа, которую она вроде как одержала. Единственный способ вернуть ее себе – перейти в наступление, решает она.

– Как приятно, что вы вышли погулять в то же утро, что мы с Софи, – говорит она. – Вы, кажется, перенесли тяжелую болезнь недавно?

Миссис Фокс склоняет голову набок и устало улыбается.

– Очень, очень тяжелую болезнь, – напевно соглашается она. – Но я уверена, что страдала меньше, чем те, кто наблюдал мои страдания. Они были убеждены, что я умру, а я знала, что нет. И вот я здесь, – она взмахивает раскрытой ладонью, будто приглашая невидимую череду людей пройти перед собой, – и вижу целую толпу несчастных, бредущих к своим могилам…

«Но вы не понимаете – Агнес жива!» – с негодованием думает Конфетка.

– Толпа? – мягко возражает она. – Я не спорю, это ужасно… Два члена одной семьи, но все же…

– О нет, я не Рэкхэмов имела в виду, – говорит миссис Фокс. – О боже мой, я должна извиниться! Я думала, вам известно, что я работаю в «Обществе спасения».

– «Общество спасения»? Должна признаться, я никогда о нем не слышала.

Миссис Фокс смеется странным горловым смехом.

– Ах, мисс Конфетт, как обескуражены, как оскорблены были бы некоторые из моих коллег, если бы слышали ваши слова! Но я вам расскажу: мы – это организация дам, которые помогают исправиться – или, по крайней мере, стараются помочь исправиться – проституткам.

Опять этот беспощадно прямой взгляд.

– Прошу прощения, если это слово оскорбляет вас.

– Что вы, нисколько, – уверяет Конфетка, хотя чувствует, как у нее горят щеки. – Продолжайте, прошу вас, мне хотелось бы узнать побольше.

Миссис Фокс театрально возводит глаза к небу и восклицает (насмешливо или всерьез, Конфетка не понимает):

– Ах, голос нашего пола в грядущем!

Она еще ближе придвигается на скамье к Конфетке:

– Я молюсь, чтобы наступило время, когда все образованные женщины будут озабочены этой темой и будут говорить о ней без лицемерия и уверток.

– Я т-тоже надеюсь, – запинаясь, говорит Конфетка, страстно желая, чтобы Софи выручила ее, пусть даже громким плачем от падения. Но Софи все топает вокруг фонтана – у нее еще столько королей Англии.

Пока Ричард Второй на троне сидел,
Уотт Тейлор и Уайклифф наделали дел.

– Проституция, конечно, ужасная проблема, – говорит Конфетка, не отрывая взгляда от Софи, – но можете ли вы, ваше «Общество», действительно надеяться на ее искоренение?

– Не при моей жизни, – отвечает миссис Фокс, – но, может быть, при ее.

Конфетке хочется расхохотаться от абсурдности этой мысли, но тут Софи опять оказывается в поле ее зрения:

Пока Генрих Четвертый в короне спал,
Арундел лоллардов запрещал.

И веет от Софи такой невинностью, что Конфетка почти готова поверить в конечное исполнение мечты миссис Фокс.

– Самое большое препятствие – это живучесть лжи, – заявляет миссис Фокс. – Главная ложь, грязная и трусливая, сводится к тому, что корень проституции в безнравственности женщин. Я это слышала тысячу раз, даже от самих проституток.

– В чем же тогда корень? В греховности мужчин?

Землистая кожа миссис Фокс розовеет с каждой минутой, тема все больше воодушевляет ее.