Багровый рассвет

– Правильно мыслишь. И этот пунктик только для десанта, так сказать для мотивации. Им всем всё равно каюк. – Он улыбнулся одними губами. – Но шанс, хоть маленький, но есть. Если что, отчалим и сразу в атмосферу нырнём. Старых калош не жалко. А в общем в целом, я так скажу, всё писано вилами по воде. Сплошные «может» и «если».

– Они хоть взлетят – эти шаттлы? – с сомнением в голосе спросил капитан. – Лет-то им сколько?

– Взлетят – куда ж им деваться. Ты не рефлексируй раньше времени – все системы проверяли, всё, что могли, после консервации поменяли.

Оба их техника закончили со скафандрами и направились к взлётной палубе. Коридоры уже заметно очистились от снующего персонала. В большинстве своём они покинули платформу, выполнив все приготовления, и погрузились на суда снабжения. На борту остался лишь небольшой обслуживающий персонал, который располагался в самых недрах многоярусной стартовой платформы на случай взрыва топливных баков устаревших ракет.

На палубе их встретили всего несколько человек и торопливо провели к шатлу – ничем не примечательной короткокрылой конструкции, напоминавшей мультяшную пародию на самолёт, принайтованный к боку вдвое большей ракеты. Не слишком впечатляющая птичка, пронеслось у Анатолия в голове. Хотя явно военная конструкция – всё оптимально, грубо и даже, на первый взгляд, кажется надёжным и неубиваемым. Так оно, наверняка, и есть – для военных по-другому никогад не делали.

Из динамиков, установленных на площадке, доносился монотонный голос, ведущий отсчёт времени до старта и сообщающий о выполнении отдельных операций для каждого корабля на завершающем этапе перед пуском. По причальным трапам они поднялись к шлюзу, расположенному в середине шаттла и служившему одновременно, судя по складывающимся гармошкой стенам, и как абордажный переход. По пути наверх капитан успел заметить несколько расположенных вдоль корпуса магнитных захватов, снабжённых к тому же гидравлическими крючьями. Видимо, спецы, готовившие операцию, хотели быть уверенными на все сто процентов, что абордажные шаттлы сумеют прикрепиться к поверхности кораблей непонятно откуда появившейся армады. Данные радарного контроля были очень странными, как помнил и сам капитан, так что идея выглядела вполне разумной.

Перед входом в освещённый красным светом аварийного освещения шлюз он напоследок окинул взглядом уже безжизненную платформу. Суда обеспечения также отошли и расположились поодаль. Солнце уже стало заходить за горизонт, бросив на всё вокруг тёмные, словно погребальный саван, тени.

Внутри шаттла было тесно, словно в переполненном штурмовиками-адовцами бэтээре, в котором он добирался с ничейных территорий. Так же темно и, наверняка, душно. Это он понял, увидев первого десантника, принайтованного ремнями к противоперегрузочному креслу и просто обливавшегося потом под прозрачным забралом простейшего ремонтного скафандра. По сравнению с ним его костюм казался верхом совершенства технологий, хотя и был минимум в два раза старше его самого. В очередной раз в голову прокралась мысль: а что будет, если все эти привычные вещи, которые давно никто не производит, исчезнут? Ведь кое-что уже и производить-то не умеют, а пользуются только запасами. Но он отогнал навязчивые мысли – то, что не сможешь изменить, не стоит твоих нервов. Всё равно бесполезно. Есть всего три вещи, принадлежащие человеку: душа, тело и время. И этого последнего слишком мало, чтобы изменить что-то вокруг. Ничего не бывает поздно – бывает просто уже не нужно. На загаженных, фонящих родных берегах всё было напрасно и не нужно уже несколько десятилетий. Все вокруг, как и он, по инерции просто делали то, что должны, стараясь защитить свой дом, семью, страну. Правда, в глубине души, уже никто не надеялся на лучшее будущее для своих детей. Его погибший на орбите напарник как-то сказал: «Всё, от чего ты бежишь, – находится в твоей голове». Вот только бежать от того, что находилось в его голове и вокруг, было уже некуда, да и поздно.

Десантники висели вокруг по всему коридору, словно гроздья невиданных фруктов, утыканных руками и ногами, стволами винтовок, в плотных белых оковах одноразовых скафандров с тускло поблёскивающими пузырями шлемов. Они с полковником торопливо задраили люк под молчаливые, сверлящие их со всех сторон взгляды десантников и прошагали к пилотской кабине. Анатолию почему-то бросился в глаза и отпечатался в памяти, висевший на самом потолке у самого шлюза десантник, с которым он, проходя, встретился взглядом. Ледяной взгляд словно отражал застывшую душу. Почти мёртвую, без надежды и веры в будущее. В которой ещё слабо теплился только огонёк надежды на месть, а надежда выжить их давно покинула. Но самым удивительным выглядел свесившийся через ворот старый, окислившийся серебряный крестик, покачивавшийся и скребущий по плексигласу прозрачного забрала. Словно безмолвный символ потерянной надежды, бессмысленность которого давно понятна, но отбросить который просто рука не поднимается.