И так ли плоха республика? Конечно, такую огромную страну, как Россия, трудно представить таковой, и, как природный казак, не мог Лавр Георгиевич быть против монархии, но если монархия изжила себя, утеряла жизнеспособность и элементарный инстинкт самозащиты, то неужели нужно во имя неё губить всю Россию? Не Россия для монархии, но монархия для России. И если монархия перестала быть благом для России, то строй нужно менять. А в том, что прежний строй изрядно прогнил, сомнений у Лавра Георгиевича не было. И дело тут было не в постыдных слухах о Царской Семье и её ближнем круге и не только в явной недееспособности назначаемых после убийства Столыпина министров, их нескончаемой чехарде – меняла Государыня их, словно перчатки! – но и в личном опыте Корнилова. Неопровержимым доказательством разложения строя, которому он служил, стала для него «харбинская афёра». Служа в 1911-м году в Заамурском округе пограничной стражи, Корнилову приходилось не раз инспектировать войсковые части, и картина грандиозных хищений и злоупотреблений, обнаруженная им, потрясала воображение. Тщательно проведённое расследование выявило факт тотального воровства, поразившего всю интендантскую службу округа. Во главе расхитителей отчётливо вырисовывалась фигура генерала Сивицкого. Ещё на первой стадии расследования начальник Лавра Георгиевича генерал Мартынов получил предупреждающую телеграмму, в которой сообщалось, что Сивицкий близкий друг министра финансов и шефа пограничников Коковцева, и тот не допускает возможности противоправных действий с его стороны. Но следствие было продолжено. Рапорты Мартынова дошли до Государя, но тот распорядился прекратить дело. После этого Сивицкий с подельниками стали писать в Петербург письма, обвиняя в них Мартынова и Корнилова в преступной предвзятости, подтасовке фактов и травле чинов управления снабжения по личным мотивам… Мартынова в считанные дни сняли с должности и перевели на другое место службы. Замещать его до прибытия нового командующего в случае начала войны с Китаем, угроза которой тогда существовала, должен был… Сивицкий. Начались неприкрытые гонения и преследования офицеров, способствовавших раскрытию афёры. Не считая возможным продолжать службу в таких условиях, Лавр Георгиевич подал рапорт о переводе его снова в Военное ведомство. Практика покрывания проступков власть имущих или приближённых к ним стала превращаться в систему. Даже крупные чиновники министерства внутренних дел во главе с генералом Курловым, повинные в гибели председателя Совета министров Столыпина, были Государем прощены… Авторитет власти падал всё ниже, разрушительные процессы набирали размах и привели к коллапсу Февраля. И как же было защищать власть, которая не желала и не умела защитить саму себя, которая несла ответственность за доведение ситуации в стране до взрыва?..
И всё-таки, сидя в кабинете преданного и оболганного Государя, преданный и оболганный Главнокомандующий не мог отделаться от необъяснимого чувства вины перед Императором, которому некогда присягал… А Император в эти роковые дни прислал генералу своё благословение. Вот уж не ждал этого Лавр Георгиевич. Настоящий казак не может не быть монархистом… Монархистом до переворота был и Корнилов. Он не был против монархии и после, но весь вопрос в том, что подразумевать под реставрацией монархии? Реставрацию всей этой придворной камарильи, которая, может быть, более всех виновата в произошёдшей трагедии? Камарильи, которая первая отреклась от своего Государя и бросилась заискивать перед новой властью? Генерал Брусилов, этот хитрый лис, так преданно смотревший в глаза Императору, целовавший ему руки, теперь срывал аксельбанты, щеголял красным бантом, поливал грязью бывшего монарха и клялся в своих демократических убеждениях, заискивая перед солдатами! Какая пошлость… Нет, если все эти люди, падшие столь низко, снова станут властью, и это будет наречено реставрацией монархии, то Корнилову при такой монархии делать нечего…
От холодной решимости свести счёты с жизнью в те дни спасло присутствие жены и детей. Таисия Владимировна слишком хорошо знала его и разгадала страшное намерение. Её преданность и любовь одержали тогда верх над охватившим Лавра Георгиевича отчаянием. Он понял, что не имеет право уйти, бросив на произвол судьбы тех офицеров, которые остались верны ему, обмануть их веру. Пускай другие с лёгкостью обманывают доверие, предают и изменяют, генерал Корнилов никогда не был предателем, ради немногих верных он не смеет отречься, как сделал это несчастный Император, но должен идти до конца, до конца испить горькую чашу…
В Ставку прибыл генерал Алексеев. Их встреча происходила наедине. Когда после продолжительной беседы, Лавр Георгиевич вышел в приёмную, семья – жена, дочь и малолетний сын, прождавшие всё это время под дверями – бросилась к нему.
– Ничего, ничего, – сказал Корнилов, погладив жену по волосам. – Что вы плачете? Не надо, успокойтесь, – затем посадил на колени сына и поцеловал его несколько раз.