Багровый закат

И, как будто услышав этот крик, в дом вошел Корнелий. Сбросил большой наплечный мешок, подхватил все еще орущего Рехавама. Поднял его над головой и тот счастливо рассмеялся, сквозь не успевшие высохнуть слезы.

– Вот мы и дома, – сказал Корнелий всем сразу, и тут же добавил, глядя на Бат-Шеву: – Попроси Бен-Цура и Шмуэля зайти к нам.

Бат-Шева метнулась выполнять просьбу Корнелия, но Шифра остановила её и вышла.

Она спешила домой по узким захламленным улочкам селения, их давно никто не убирал. Кругом царило запустение. Малый Синедрион, или Совет Двадцати трех, бездействовал. Многие из жителей ушли в горы с отрядами ополчения. Иные прятались в пещерах, боясь прихода римских солдат, или были заняты неотложными делами.

Оставшись наедине с собой, Шифра с тревогой думала о развивающихся событиях. Особенно её пугало поведение Ицгара. Он ничего не рассказывал, но сердце матери чуяло, что во имя спасения Юдит, Ицгар подвергает себя смертельной опасности.

– Что он затеял? – задавала вопрос Шифра и, не находя ответа, еще больше волновалась.

Придя домой, она сразу же сообщила Бен-Цуру о возвращении Корнелия, передала его просьбу. И Бен-Цур направился к дому Бат-Шевы.

Корнелий ожидал его у ворот. Они зашли во двор. После выпавших дождей, виноградные лозы густо зеленели, образовав удобную тенистую беседку.

В этой беседке Бат-Шева постелила циновки. Поставила несколько чашек, глиняных тарелок с угощениями и кувшины с водой и виноградным соком.

Сама зашла с ребенком в дом.

– Положение хуже, чем можно было ожидать, – сказал Корнелий, глядя на Бен-Цура. – Не лучше обстоят дела и с девочкой, хотя здесь удалось кое-что предпринять, но об этом позднее.

– Цилий Кай потерял рассудок, он непрерывно повторяет одну и ту же фразу:

"Я сотру с лица земли это змеиное гнездо!"

Он направил несколько посланий прокуратору и даже в Рим, требуя позволения разрушить Модиин. И прокуратор разрешил ему провести карательный поход против Модиина.

– Кай, – продолжал Корнелий, – намерен возглавить военный отряд в составе резервной манипулы третьей когорты, то есть две полные центурии по шестьдесят легионеров каждая. Поддержку активной части легиона он не просил. Разве что для преследования убегающих иудеев ему понадобится кавалерийская турма.

– Он считает, – многозначительно подчеркнул Корнелий, – что этого достаточно, чтобы осуществить свой кровавый замысел.

Старики, служащие в резервной манипуле, – продолжал Корнелий, – не очень рады предстоящей операции. Они отвыкли от активных боевых действий. И после событий в Иерусалиме поняли, что задание будет не из легких.

– Мы подтвердим их опасения, – тихо сказал Бен-Цур.

– Я сказал им то же самое, – в знак согласия кивнул Корнелий, – я уведомил их, что иудеи будут сражаться за каждый дом, за каждый камень, – затем со злой усмешкой добавил: – Цилий вряд ли задействует кавалерийскую турму.

Конники – в основном богатые люди. Они не очень любят ввязываться в схватки в застроенных районах, или в горных условиях. Им нужны ровные площади… Впрочем, – добавил Корнелий, – в боевых порядках легиона место солдата в сражении определяет не богатство человека, но его возраст.

При последних словах Корнелия зашли Шмуэль, Давид и Элька.

Элька впервые был в доме Бат-Шевы.

– Каково оружие у легионеров резервной когорты? – по– деловому спросил Шмуэль.

– Обычное, – ответил Корнелий, – дротики, копья, короткие мечи, шлемы, панцири и бронзовые щиты.

Элька сидел молча, он недавно узнал от Шифры о посещениях Корнелия территории легиона. Посещения, которое могло стоить ему жизни. Был восхищен смелостью этого человека. Вместе с тем он знал, что между ним и Корнелием стоит непреодолимая стена.

Единственной тому причиной была Бат-Шева. А теперь и её сын.

Ко всем переживаниям Эльки прибавилось совершенно незнакомое чувство тревоги за её ребёнка. Он ни на минуту не мог забыть тот знаковый момент, когда Шифра вышла во двор с новорожденным. Подняла высоко над головой и громко оповестила : "СЫН"!…

Густые темные волосы покрывали головку младенца. Они начинались почти у самых бровей, точно так же, как в детстве у Эльки и всех мужчин его рода.

И еще одна деталь, не дающая покоя, врезалась в его обостренную память. На торжественном событии брит-мила, в день приобщения Рехавама к Союзу с Адонаем, Бат-Шева дала Эльке подержать мальчика. Неожиданно для себя, он увидел за ушком ребёнка точно такие же спаренные родинки, как у него самого.

Знает ли об этом Бат-Шева? – с тревогой думал Элька, но ответа у него не было. К тому же Бат-Шева никогда не давала повода, чтобы он мог подумать, что ребенок имеет какое-либо отношение к нему.

Бат-Шева – главный смысл жизни Корнелия, пресёк свои размышления Элька, и он никогда не разрушит их единства.