Багровый закат

По мере углубления в город, все чаще слышна была греческая речь.

В центре города возвышался эллинский храм. Внутри храма поражали гигантскими размерами скульптуры – Зевса и его жены Геры. Однако в новых условиях образ Зевса был слишком похож на римского императора, а Гера странным образом символизировала столицу империи – Рим. Её постамент был украшен мраморным барельефом в центре которого выделялась крупная волчица, кормящая двух могучих младенцев – основателей Рима.

Бен-Цур уже успел привыкнуть к сухой рациональности римлян.

В завоеванных странах, ранее принадлежавших Селевкидам, римляне почти ничего не разрушали. Многие элементы эллинской культуры они приспосабливали к своим имперским целям.

Вместе с тем, объективность Бен-Цура заставила его признать, что, используя достижения эллинской культуры, римляне все больше и больше оттесняли её, точнее заменяли своими чисто римскими основами.

Подтверждение этому он обнаружил по мере приближения к центру города.

Здесь наряду с греческим языком звучала латынь. Многие объявления, регулирующие повседневную жизнь в городе, были написаны на языке римлян.

Единственное, что оставалось неизменным, – враждебность греческого населения города к иудеям. Пылали две синагоги. Над иудейским кварталом поднимались столбы дыма.

Бен-Цур с трудом сдержал себя, когда увидел, как на рыночной площади разъяренная толпа эллинов избивала группу несчастных.

Очевидно поняв настроение Бен-Цура, Публий с небольшим отрядом всадников отделился от центурии и тут же оказался в центре происходящего. Посыпались удары плетьми, зловеще сверкнули наконечники поднятых копий. Толпа нападавших быстро рассеялась, и глухие переулки огромного города быстро поглотили избитых иудеев.

Спасенные были удивлены подобным поведение римлян ничуть не меньше, чем разбежавшиеся греки.

Как ни странно, но именно это событие послужило поводом для окончательного решения Бен-Цура, принять предложение римлян. Он хотел сообщить об этом своем решении Публию, но тот уже направился к храму Геры, где его ожидали нарядно одетые священнослужители.

Имперский наместник Тиберий Александр был краток, но дружелюбен.

Его широкое смуглое лицо освещалось странной неустойчивой полуулыбкой.

Крупный, несколько искривленный нос как бы рассекал лицо на две несимметричные половины

– Нам хорошо известен твой военный опыт, – сказал наместник на хорошем греческом языке. Он помолчал, затем неторопливо продолжил:

– Знаем и то, как ты со своими храбрыми фессалийцами разгромил группировку парфянского принца Арсака, раз в десять превышавшую твой отряд, – и на лице наместника появилась та самая неустойчивая полуулыбка.