Багровый закат

– Итак, опять парфяне, – грустно улыбнулся Бен-Цур. – Игра судьбы, или предначертание Свыше.

В его ушах еще звучал голос наместника Тиберия. В этом голосе была тщательно скрываемая природная мягкость. Быть может, именно поэтому, подобно всем римским военачальникам, он старался быть кратким, жестким, грубым.

Тем не менее, он не скрывал перед Бен-Цуром своих взглядов на положение дел в Иудее.

– Далеко не все в Риме, – говорил он, – согласны с отнесением Иудеи к провинции третьей категории, наиболее дружественной империи. Ты, конечно, знаешь, – продолжал Тиберий, – что в иудейской провинции я располагаю лишь вспомогательными войсками.

– Пятый легион пребывает в Эммаусе только во время зимних холодов, чтобы немного отогреться. И для этого лагерь хорошо оборудован. Однако, даже для меня, наместника Иудеи, императорский приказ о создании в Эммаусе постоянного лагеря – определенная неожиданность.

Во всяком случае, – продолжал Тиберий, – не для противостояния Парфии. А тем более не для новых завоеваний.

В Иудее, – решительно заявил он, – достаточно сил, чтобы обеспечить внутреннее спокойствие. К тому же я доволен своевременным поступлением налогов.

В свое время, префект Копоний, как тебе известно, произвел перепись населения. Он объективно оценил имущество жителей Иудеи и этот ценз позволил римским властям повсеместно установить сносный уровень налогов для каждого жителя.

– Да, я это помню, – ровным голосом ответил Бен-Цур.

– Тем, кто мог платить установленные налоги, стало легче. С них перестали драть больше положенного.

– И это мне известно, – вновь заметил Бен-Цур. – Зато совсем плохо стало тем, кто потерял имущество и не мог внести свой долг. На них обрушивались тяжелейшие наказания, их продавали в рабство. К тому же… – Бен-Цур умолк.

Он был уверен, что Тиберий хорошо знает, что ценз пересматривался каждые четыре года и всегда в сторону повышения налогов. Кроме того, каждый новый наместник прибавлял всевозможные дополнительные поборы для своих личных нужд!

Тем не менее, Бен-Цур не мог понять, куда клонит Тиберий.

И, как будто читая мысли Бен-Цура, Тиберий сказал:

– Все это не вызывает любовь к имперским властям, – и он пристально посмотрел на Бен-Цура. – Да и нашим друзьям-иудеям от этого не легче.

– Ты о сикариях? – насупившись, спросил Бен-Цур.

– О них тоже, – ответил Тиберий, – но таких значительно больше, чем ты думаешь.

Бен-Цур знал, что Тиберий, родился в Александрии Египетской, в семье богатых иудеев, однако, увлекшись культурой эллинов, стал язычником, затем поступил на службу к римлянам, блестяще проявил себя в военных кампаниях, был удостоен римского гражданства и высокого положения всадника первой категории.

Знал он и то, что иудеи, как никто другой, глубоко ненавидели, более того, презирали вероотступников. Доставалось и Тиберию.

Ненависть еще более усилилась после того, как Тиберий велел казнить на столбах Яакова и Шимона, сыновей Иегуды из Галилеи, особенно резко выступавших против римского господства.

Неужели этот римлянин сообщает ему, Бен-Цуру, о приближающейся опасности для Иудеи? Опасности, идущей из Рима?

Иначе, как понять только что услышанное?

Ушедший из иудейства, предупреждает его, перешедшего в иудейство, об опасности, грозящей народу, к которому каждый из них причастен по-своему!

" Не перст ли это Всевышнего? Но если это именно так, то как понять решение о создании Еврейского корпуса, состоящего из двух полных легионов? – холодно анализировал Бен-Цур. – Кому верить?"

И он со всей отчетливостью вспомнил жаркие споры, вспыхнувшие в Модиине после завершения строительства его нового дома. Злобные, полные угрозы выпады Тарфона в его, Бен-Цура, адрес. Но, особенно огорчило его то, что вместе с Тарфоном стояли Ривка, его родная дочь, и юноша Ноах, сын кузнеца Шмуэля.

– Возможно… – понизив голос, завершил разговор наместник, – пятый легион и посвящается назревающей вспышке отчаяния.

Последние слова наместника заставили Бен-Цура вздрогнуть.