Байки. Часть 1

Добраться до нужной точки – это уже был квест. Частный сектор микрорайона был для нас уже чужой территорией. Мы, понавъехавшие в недавно отстроенные многоэтажки, хоть территориально теперь и принадлежали к Николаевке, но ментально были чужими. Городскими. Николаевские, воспитанные на драках с покровскими, за принципиальных врагов нас не считали, но вторжение на свою землю потерпели бы вряд ли. Тем более толпы. Тем более с целью лишить их заработка. Поэтому чем раньше, тем меньше шансов наткнуться на конкурентов. И добираться надо поодиночке, чтобы не привлекать внимание.

К финишу пришли, кстати, не все. Некоторым оказаться на месте помешала стандартная джентльменская беседа.

— Эй, ты откуда?

— С Николаевки.

— Чё ты трындишь, с какой Николаевки?

— С этой...

— Где живёшь?

— На Копылова.

— А-а-а-а, из этих. Кого знаешь?

— Ну, Саню Хмыря знаю, Володю Каменного, Лося...

— Ладно, вали. Бить не будем.... Куда пошел?! Назад шуруй, откуда явился...

...Оказывается, разгрузить фуру арбузов впятером не такая и проблема. Один разбитый пошел в счёт зарплаты. А зарплата составила чирик на всех, да плюс каждому – по круглому другу, какой унесем. Или укатим. Но поскольку нам и самим пора было укатывать, да поскорей, никто особо сахарными не перебирал. Схватили и поскакали.

С какой же гордостью я принес домой первую зарплату арбузом!

...Вот теперь пытаюсь вспомнить... как мы поделили десятку?

* * *

Когда мне было 13 лет, папа купил дачу. Ну как дачу?! Кусок невозделанной тайги, огороженной ленточкой, показывающей пределы участка. Километрах в сорока от Красноярска. Для Сибири это не расстояние… Сначала по городу полчаса едешь до ж/д вокзала, потом минут сорок на электричке рядом с тётками с кошёлками и мужиками, пропахшими дымом, – Снежница, кажется, – потом еще километров пять чухаешь пёхом по еле заметной тропке в тайге. Пришли. Дача. Сосны, сосны, ель. Больше ничего! Модно!

Впрочем, пожалуй, в электричке, да по лесу – это было лучше, чем бабушкин участок в кооперативе «Связист», на котором детскую трудовую повинность мы отрабатывали до этого. Тот был почти в городе, в районе Николаевской сопки, всего-то конечная двенадцатого маршрута. Правда, влезть в тот маршрут по выходным можно было, лишь заставив выдохнуть всех пассажиров разом. И это на другой конечной, на «Речном вокзале». Железное тело за полминуты пожирало всю накопившуюся за час остановку, а потом ещё 5 минут чей-нибудь серый торчащий окорочок добрые люди дозапихивали в нутро автобуса. На всех остальных остановках попасть внутрь можно было, только если кому-то из центра автобуса, сипло выдыхающему «это моя ос-с-с….», давали протолкнуться и в виде пасты выдавиться из дверей.

Кстати, от «Связиста» с толпой дачников в город уехать также было невозможно, поэтому мы топали километров пять ножками через лес до Академгородка. У академиков локти были не такие острые, а по пути в лесу попадались грузди, рыжики, прочие сыроежки…

На Снежнице мы с папой валили лес. Огромные сосны. Папа из сурового каната смастерил петлю. Я эту петлю надевал на ноги, обнимал руками и петлёй на ногах дерево и полз до первой ветки вверх. Там я отвязывал от своего пояса длинную верёвку, обвязывал ствол и спускался. Папа тем временем подрубал у дерева корни, после чего цеплял второй конец верёвки к тросику лебедки и начинал качать. Наступал момент, когда ствол с великолепным треском рушился, поднимая за собой из грунта огромный ком земли, перемешанной с кусками скальной породы. Поскольку при падении образовывалась яма, эту каменную мешанину приходилось разбирать, землю сбрасывать назад в яму, а острые камни оттаскивать в кучу. Папа собирался строить из этих осколков забор. И, думаю, хватило бы…

Всего мы повалили 147 деревьев. У каждого из них нужно было обрубить ветви, распилить на несколько частей ствол, части, пригодные для строительства – ошкурить. Дача. Ну, вы понимаете. Электричества нет, еда на костре, вода в паре километров в студёном ключе, туалет в лесу, комары наготове…

Первое время папа весь инструмент возил с собой: топор, бензопилу, ножовку, молоток и гвозди и прочее, прочее, затем психанул, выкопал на участке яму и стал всё прятать туда, каждый раз присыпая яму землёй и ветками и всю неделю боясь, чтобы добро не украли.

Во время очередного похода за водой я заметил на обочине дороги (да-да, в километре от участка была грунтовая дорога и по ней даже раз в час проходила случайная машина) разбитый аккумулятор. Жизнь обретала смысл! Аккумулятор – это свинец! Свинец – это литье! Литье – это жизнь! Люди гибнут за металл!

Консервная банка превратилась в тигель, кусок сосны с фигурно выпавшим сучком – в форму для отливки. Первая фигурка вышла чудесной – маленькая свинцовая Килиманджаро.

Всё испортил начавшийся ливень, загнавший нас в поставленную с утра палатку. Папа под шорох капель немедленно уснул, а я, подремав полчаса, обнаружил, что дождь утих.

Форма ждала! Килиманджаре требовалась пара! Свинец расплавлен и я, высунув язык, низко склонившись над «формой», аккуратной струйкой заливаю его внутрь.