- В Сумрачные земли?! – Манвэ от неожиданности отпрянул назад, невольно выдернув руку из тонких пальцев воспитанницы. На прекрасном лице Амариэ отразилась почти физическая боль: то ли из-за тоски по родным, то ли из-за того, что горячо любимый Учитель разгневан и огорчен ее просьбой.
- Итак, Сумрачные земли – нарочито спокойно повторил Манвэ, – Что за странная фантазия, Амариэ? Разве ты не знаешь, что это за край? Это далекий материк с холодными зимами и тучами летней мошкары, который населен ужасными чудовищами, там повсюду чувствуется дыхание зла, принесенного в мир Отступником. Помнишь, каков он?
По тому, как вздрогнули девичьи плечи, Манвэ понял, что первый урок его воспитанница усвоила более чем успешно. А ведь он тогда еще сомневался, стоит ли позволять капризной девчонке лицезреть скованного и ослепленного Отступника за Вратами Ночи! Воистину, одному Единому ведомы последствия событий.
- Так вот… – продолжал он мягко. – это еще не все. Множество опасностей подстерегает путника по ту сторону морей на каждом шагу, и даже тамошние леса вовсе не похожи на наши вечнозеленые рощи. Вместо певчих птиц и благоуханных цветов темные непролазные чащи кишат дикими хищными зверями, ядовитыми насекомыми и еще более жуткими тварями, что не выносят солнечного света и питаются живой кровью. Неужели ты хотела бы вернуться туда?
Тень сомнения, мелькнувшая было в голубых глазах девушки при описании всех ужасов Восточного Заморья, просуществовала недолго.
- Я хотела бы найти своих… свою… тех, кто одной крови со мной, тех, кто помнит меня… – Амариэ всхлипнула, и губы ее задрожали – Может быть, мои родные до сих пор ищут меня? Может быть, они до сих пор скорбят, полагая меня погибшей? Я хочу найти их, Учитель! Найти и сказать, что…
- Перестань, дитя мое, – обрывает Король Мира, – Твои слезы огорчают и меня. Ступай в Сады Ирмо, пусть сон под сенью трав излечит скорбь, внезапно одолевшую твое сердце… Ты утешишься и задремлешь, а когда проснешься, то позабудешь обо всех своих печалях, дитя.
- Учитель, я прошу тебя – не надо! Я не хочу ничего забывать, я хочу вспомнить…
- Вспомнить что, Амариэ? Снова пережить горечь утрат? Зачем тебе это? Если ты хочешь вспомнить своих родных, тогда вспомни прежде то, что рассказывал тебе я. Ну!
- Наш город погиб в огне… – сокрушенно вздохнув, заученно проговорила девушка. – Никто не выжил. Я спаслась одна. Я спаслась чудом.
- Так, – кивнул довольный Манвэ. – Ты понимаешь, что это означает, Амариэ? Ведь понимаешь, дитя мое?
Очень медленно, как в тумане, Амариэ кивнула. Действительно, что тут можно не понять…
- Тогда ответь мне, зачем ты мучаешь себя? – с ласковой укоризной произносит голос Верховного Валы. – Встань с колен, прошу тебя, вытри слезы… вот так. Поверь мне, Амариэ, как это ни прискорбно, но тебя некому ждать в Сумрачных землях. Я сделал все возможное и невозможное, чтобы у тебя появился новый дом, здесь, в Ильмарэне….
- Прости меня, Учитель – она виновато опускает голову, голос едва слышен. – Я глупая и злая, прости. Прости, что расстроила тебя своей болтовней, я люблю тебя, правда люблю. Не гневайся, пожалуйста!
- Все хорошо, Амариэ. Я не гневаюсь, ступай…
- Совсем-совсем не гневаешься, Учитель?
- Совсем-совсем, – стараясь сохранять серьезность, кивает Манвэ, но радужные глаза смеются. – Ступай к себе….
- О!
Попытавшись увернуться от поцелуя, Манвэ потерпел сокрушительнейшую из всех неудач и лишь напрасно взмахнул руками. А лавандовый ветерок по имени Амариэ восторженно покружился на месте и с легким шорохом упорхнул с террасы в крытую галерею.
Манвэ проводил ученицу взглядом и поморщился, точно от зубной боли. Барометр настроения Верховного Валы упал до отметки «еще чуть-чуть – и скверно».
Вернувшись в свои покои, Амариэ затворила дверь и какое-то время просто стояла, прислонившись к ней спиной и бездумно поглаживая резное дерево. Теплый ветерок играл прозрачными занавесями на окне и раскачивал подвешенную под потолком фигурку птицы, сложенную в детстве из листа тончайшего пергамента. Великое множество подобного зверья обитало на книжных полках, возле аквариума и на прикроватном столике. Игрушечные черепашки, кошки, птички и бабочки прятались в складках штор, словно с упорством взбирались на самый верх, но время от времени падали на пол и выметались вон вместе с сором. Амариэ придумывала их сама, ей нравилось складывать непослушный пергамент, превращая его в объемные фигурки. Порой ей казалось, что пергамент для такого дела не слишком хорош, и смутно представлялся некий материал, белый и гладкий точно яичная скорлупа – пальцы помнили его на ощупь. Маленькая Амариэ дарила фигурки всем: другим детям, гостям, ну, и, конечно же, Учителю. Сколько всего она их смастерила – вспомнить невозможно, и вот что удивительно, никто не учил девочку этому искусству, движения рук были столь же неуловимо знакомы, как и фактура неизвестного белого материала.