Гуляли они не очень долго. Пиво хорошо для споров и дискуссий. Или где-нибудь в трактире или ресторане, а не для городских прогулок. Уличных кабинок тогда еще не было.
И вести на явочную квартиру он ее тоже не мог. Лева Троцкий агитировал там даму народнического толка за переход в социал-демократы и просил не спешить.
Да и вдруг все сведется к конспектированию Карла Маркса?
Они уговорились встретиться на следующий день. И встретились еще несколько раз. Но развитие отношений внезапно грубо и резко прервалось.
Шушенское
Наказание
Словно чернильное пятно расползался марксизм по несчастной России.
Как неутомимый жук-древоточец проделывает разнообразные ходы в древесной толще, разрушая ее; как весенний ручеек, из года в год протекая по одному месту, вырывает глубокий овраг; как рыжая ржа медленно и неуклонно съедает стальную твердь; как…
Метафор и гипербол не хватает, чтобы описать, как Владимир Ильич с соратниками упрямо и безостановочно разваливал царский строй.
Подобный гадеж не мог оставаться безнаказанным. Вождя пролетариев и его подельников ловили и определяли в тюрьму. Хватали и сажали. А они выходили и продолжали.
Тогда-то и решено было вырвать разложенцев строя из питательного пролетарского бульона. Коль тюрьма не привела их в чувство, велено было отправлять их куда подальше: в Сибирь, в тайгу, в село, к медведям!
Здесь хочется сделать паузу. Понять и разобраться: что происходит? В трепет вгоняют поступки самодержца. В недоумение и головные боли.
Дядя Коля! Николай Александрович! Гражданин Романов! Ты же царь всея Руси! А что творишь?..
Ну, вспомнил бы дедушку своего. Замечательный был дедушка — тоже царь, добрый, благородный. Крепостное право отменил, освободил крестьян от рабства.
И что ему за это устроили революционеры? Правильно — они его взорвали! Вот такая это публика. Разве можно такое не помнить? А он забыл. Все забыл!
Судите сами.
Да, отправил главного вождя в ссылку. Это вроде бы наказание. Только ой ли?
Отослал далеко. Но не на каторгу же. Не в кандалах, не пешком по этапу. А в кибитке, за государственные деньги.
Как вам такое путешествие? И куда?
В тихое уединенное место. Где ни шума, ни гвалта, ни городской суеты. Со свежим, не загаженным дымами заводов и фабрик, воздухом. С чистыми, не испорченными отходами, реками. Райское место! Курорт! Хоть и не южный.
А на каких условиях!
Жить не в тюремной камере, а в деревенской избе. Спать не на шконке, а на кровати с периной. Питаться не баландой с краюхой хлеба, а полноценной крестьянской едой.
И все это — не за свои кровные. Все за чужой, то бишь государственный, счет. Корова тогда стоила четыре рубля, а ссыльным на месяц выдавалось — восемь!
И вольница, вольница-то какая!
Никаких принудительных работ, никакого насильственного режима. Встал — когда захотел. Делаешь — что хочешь. Решил — собирай грибы, охоться, рыбачь, гуляй. Прискучило — пиши статьи и книги, общайся с себе подобными, двигай дальше ученье Маркса. А из всех возможных ограничений — лишь одно — нельзя покидать село, уезжать из него.
И как вам это? Наказание? Или творческая командировка?
А ведь это отнюдь не все. Ну-ка, вспомните, как Владимир Ильич якобы что-то писал в тюрьме молоком. Писал, не писал — вопрос спорный. Тут важно другое: в тюрьме, за решеткой противникам строя выдавали молоко. Настоящее коровье. Порошкового-то тогда не было. А прокисшим ничего не напишешь.
Сохранять молоко свежим — это такая морока. А тюремщики даже не для себя, для своих врагов так старались.
А возьмите такую коллизию.
Где это, скажите, видано, чтобы человеку, отсидевшему в тюрьме, политическому отщепенцу давали право свободно сдавать в университете экзамены? Да еще экстерном? Да еще и позволили после отсидки трудиться на государственной службе?
И это еще не последнее.
Человека наказали, отправили в ссылку, он — преступник. И вдруг он захотел жениться. И не на какой-нибудь расконвойной вольняшке, а на такой же, как сам: преступнице, ссыльной. Которая, к тому же, не рядом, а совсем в другом месте — в Уфе.
И что же?
Его просьбу выполняют. Даму сердца привозят. Жениться позволяют и разрешают жить вполне обычной, семейной жизнью. М-да!..
Смотришь на все это отсюда, издалека и диву даешься. Николай Александрович!
Как можно! Как можно! Творить такое!
Да еще и умудриться при всех этих делах заработать прозвище Кровавый.
Воистину невообразимы дела твои, Господи!
Да вот что бывает, когда в русских императорах оказывается человек, в котором русской-то крови одна маленькая капелюшечка. Немчура! Европеец! Чужак!
Женитьба
Человеку меняют обстановку, окружение, перебулгачивают всю жизнь. Есть повод задуматься — что дальше? Как жить?
И что же? Что делает наш революционный марксист в этой ситуации? Переосмысливает прошлое? Оценивает будущее? Укрепляется в своей вере? Или разочаровывается в убеждениях и идеалах?
Как бы не так!
Владимир Ильич — женится!
И на ком? На своей недавней знакомой. Почему? Зачем?