Та хватает революционера Иванова, а он по паспорту Петров. Его отпускают. И пока разберутся, поймают снова, он может совершить несколько революционных дел.
Или взять революционера с фамилией Бронштейн. Для финансовой или коммерческой деятельности эта фамилия очень даже подходящая. А вот для ведения пропаганды и агитации среди рабочего класса — совсем никуда. Пролетарии, узнав, кто их будет наставлять, могут очень свободно разбежаться. Зато товарищ Троцкий — это другое дело. Хотя, если честно, тоже как-то не совсем.
Или еще одна вполне жизненная ситуация: женатый революционер встретил другую. И что теперь — бежать разводится? А если эта другая — еще не последняя?
Зато если паспорт сменил, фамилия новая, в графе семейное положение — прочерк. И ему очень легко доказать любой барышне, что он холостяк. И что между ними сильное любовное чувство. Причем в первый раз.
Надежда Константиновна все эти незамысловатые мужские хитрости знала. Знакомый пролетарий вырезал ей из резинового каблука штамп. И она смело ставила его на всех бумагах мужа: «Женат».
Так вот у Владимира Ильича тоже было это свое… свой… своя… ладно, остановимся: партийная кличка. Вполне революционно. Кличка — значит, сидел. Партийная — стало быть, по политике.
Происхождение этой клички Надежду Константиновну сильно напрягало. Она, конечно же, подозревала здесь женщину. Хотя есть и другие версии.
Говорили, что это, мол, в честь сибирской реки Лены. Там и кровавый расстрел рабочих случился, и сам Владимир Ильич в Сибири сидел.
Ну, а Надежда Константиновна по этому поводу держала в голове свое. И долго не решалась спросить…
…Ночь. Тишина. Потрескивает в углу лампада. На кровати шевелится одеяло.
— Володя, ты спишь?
На печи сдвинулась ситцевая занавеска.
— Нет, Надюша, думаю.
— О ней?
— О ней. Я всегда о ней думаю.
— И какой она была?
— Почему была? Ее еще не было.
— Ты о ком?
— О революции. А ты?
— Я? Про ту, в честь которой тебя назвали.
— Ах, вот оно что! Ха! Ха! Ха!
— Почему ты смеешься?
— Потому что это полная ерунда. Чушь собачья. Происки врагов и завистников.
— Причем тут они?
— Да потому что подобная публика, наблюдая явление и будучи неспособной понять и оценить его глубинную сущность, делает ничтожнейшие поверхностные выводы.
— Объясни.
— Я, Надюша, никогда не трудился на государство.
— Ты же работал в суде.
— Да, служил. Недолго и плохо. Опаздывал, прогуливал, уходил пораньше. Всячески отлынивал от работы.
— И что?
— А мои недруги и злопыхатели, не имея широты исторического горизонта и не владея марксистскими приемами анализа сущего, углядели в этих действиях разгильдяйство, безделье и лень. Лодырь, лентяй, лень… Так и пошло.
— Но ведь они правы!
— Архиневерно!
— Почему?
— Потому что это не проявление моего отношения к работе, а выбранный лично мною способ борьбы с самодержавием.
— Не понимаю.
— Представь себе: я обогатил свою память богатством знаний, которые выработало человечество. И применять их на практике — это укреплять проклятый царский режим, продлевать его историческую агонию. Можем ли мы, революционные социал-демократы, пойти на подобное преступление?
— Нет.
— Нет, нет и нет!
— Можно было вообще не работать.
— Это чересчур легкий путь. И мы, марксисты, не должны уходить от трудностей… Что-то я разгорячился. Возьму-ка в сенях холодного пивка.
— И приходи ко мне.
— С превеликим удовольствием. Я сейчас.
— Нет, нет, Володя, не раздевайся. У меня болит голова. Лучше мы споем несколько революционных песен.
— Но хозяева спят. Ночь!
— А мы негромко, вполголоса.
Мамин сундучок
Когда-то мама подарила Владимиру Ильичу небольшой железный сундучок. Он складывал в него деньги от своей марксистской деятельности и там же хранил большую коленкоровую тетрадь, в которую вписывал разные сведения о кружках и кружковцах.
Сундучок он всегда возил с собой, прятал от посторонних глаз и никогда никому не показывал. Потому что в сундучке лежали не просто деньги. Там находилась заначка.
Мужская заначка — это деньги особые. Это не только возможность потратить их безотчетно и в любом имеющемся в наличии количестве.
Мужская заначка — это символ. Знак мужской независимости, умение зарабатывать. Ума, если хотите. Сообразительности, хитрости, предприимчивости. И — одновременно — мужская тайна, оберегаемая и увлекательная, как курение в подростковом возрасте.
Опытный женатый мужчина эту тайну холит и лелеет. И, конечно же, никому, никогда и ни за что не откроет. Зеленый же новичок, молодожен, в этих хитростях еще не искушен. А потому на вопрос супруги:
— Что там?
Владимир Ильич простодушно щелкнул замками.
— О! — воскликнула Надежда Константиновна и полезла внутрь двумя руками.
— Ты что?
— Хочу купить себе сапоги на шнуровке и юбку, — пояснила она.
Сапоги были действительно к месту. Надвигались холода. Но юбка? Зачем юбка?
Из вещей у Надежды Константиновны имелся великолепный универсальный плащ. Со спины в нем невозможно было определить даже пол человека. А вывернутый наизнанку подкладкой вверх он вполне мог использоваться как женское платье. Великолепная маскировочная одежда для революционной деятельности!