Байки из мавзолея. Роман в анекдотах

Намекнули что, мол, призрак коммунизма уже бродит по Европе. Но Европа большая, где он гуляет, где остановится — неизвестно. К тому же, кроме основоположников теории никто этот призрак не наблюдал.

Такая ситуация Владимира Ильича угнетала. Если ты вождь, то должен все знать и предвидеть. Иначе какой ты вождь?

А Владимир Ильич до поры до времени не знал.

И еще одно беспокоило: вот начнется что-нибудь историческое, а пока подоспеешь туда, разберешься, что к чему, оно и закончится. И плоды победы пожнут другие. Поди потом доказывай, что ты это уже предугадывал.

Владимир Ильич над этим много размышлял. А не давалось…

В Шушенском стояла церковь. При ней жил поп. У него была собака. Он держал ее на цепи. А известно, что цепной пес — самый злой и свирепый.

Владимир Ильич считал себя атеистом. Когда он гулял и проходил мимо церкви, обязательно плевал в ее сторону.

Собака, видимо, принимала на свой счет и облаивала революционера. Тот, в свою очередь, обижался на нее и в ответ укорял собаку суковатой палкой. Пес ярился, заходился в лае. Но достать обидчика не мог.

Лева Троцкий часто наблюдал эту картину и посоветовал своему главному ублажить собаку — кинуть ей что-нибудь сладкое, кусок сахара, например.

Сахар в те времена был жесткий, как камень — кусковой. Его предварительно требовалось раздробить молотком или щипцами.

Владимир Ильич привык думать о высоком и на этот момент внимания не обратил. Он взял кусок сахара и бросил его собаке.

Та обнюхала, лизнула. Ей понравилось. И она куснула.

Вот тут-то и случилась беда. Сахар остался целым. А у собаки с треском и хрустом сломался зуб. От боли она вздыбилась на задние лапы, мотнула головой. И цепь внезапно лопнула.

Разъяренная собака, с оскаленным ртом, брызгая слюной, бросилась на вождя пролетариата. Тот едва успел выставить палку.

Собаку вкруговую нападала на Владимира Ильича. Он уворачивался и загораживался посохом.

Можно только гадать, что было бы дальше и в какую бы сторону двинулась мировая история — уж очень много и сил и эмоций было у собаки, — если бы неподалеку не оказался ее хозяин.

Он ухватил пса за обрывок цепи и предотвратил расправу. На шум и крики подоспел и Троцкий.

— Как же такое могло произойти? — удивился Владимир Ильич. — Цепь-то железная.

— Я знаю, — авторитетно заявил Троцкий. — В цепи оказалось слабое звено.

— Слабое звено? В цепи? — переспросил Владимир Ильич и задумался.

Собака сидела на цепи, и она порвалась. Пролетарии скованы цепями. Разрыв которых и есть революция.

И тут все сложилось.

— Да, да, да! — воскликнул Владимир Ильич. — Слабое звено! Именно так!

— Вы о чем? — недоуменно спросил Троцкий.

— Мировая цепь капитализма лопнет в слабом звене!

— И где же оно?

— Здесь, батенька. В России!

— Почему?

— Потому что здесь я!

— Убедительно! — не стал спорить Троцкий и на всякий случай отступил от Владимира Ильича, который еще продолжал отмахиваться своей тяжелой суковатой дубиной.

Планы на будущее

Время шло. Ссылка заканчивалась. Надежду Константиновну очень заботило будущее. И однажды она завела с мужем разговор.

— Володя, а что мы будем делать после освобождения?

— Знаешь, Надюша, я подумываю, не задержаться ли нам здесь еще на годок-другой?

— Зачем?

— Здесь прекрасные условия. Мне хорошо работается.

— Это уход от борьбы! Предательство интересов рабочего класса!

— Шучу, шучу… Поедем в Москву. Или Санкт-Петербург.

— Категорически не согласна.

— Почему?

— Надо стремиться в центр борьбы, а не отсиживаться по окраинам и задворкам.

— Что ты предлагаешь?

— Швейцария. Женева?

— Это страна банков! Там нет пролетариев!

— Это Европа. А Маркс писал, что призрак коммунизма уже бродит по ней. Поэтому мы должны быть в гуще жизни, в центре событий.

— Но почему именно Женева?

— Там все рядом: и Лондон, и Париж, и Берлин, и Копенгаген. Если где начнется — мы всюду успеем. Кстати, твоя сестра Машенька там была и ей очень понравилось.

— А что мы там будем делать?

— Что и здесь — бороться! Кружки, агитация, подготовка.

— А если денег не хватит?

— Мама подошлет.

— Она старенькая и у нее другие дети.

— Организуем свое дело.

— Я умею только писать.

— Отлично! Будешь писать в газету.

— Какую?

— Которую мы будем издавать и продавать пролетариям.

— Это же мало!

— Надо бы еще найти мецената, добровольного жертвователя.

— Своего Энгельса?

— Ну да.

— Надюша, я, кажется, знаю такого человека.

— Кто же он?

— Лева Троцкий как-то встретил в тюрьме абрека.

— Да, да, я помню. Ты рассказывал. Это тот бандит?

— Как посмотреть! Если он будет давать деньги нам, то значит, он будет фактически участвовать с нами в борьбе за светлое будущее.

— Бандит — революционер?

— Это прекрасный попутчик!

— Но он же грабитель, уголовник, разбойник с большой дороги!

— А посмотри, сколько в нем симпатичных человеческих черт.

— Где ты их разглядел?

— Смотри сама: он грабит не всех подряд. А только богатых. Это же экспроприация экспроприаторов — наш марксистский, революционный путь.

— Ну, знаешь…

— И обрати внимание: он не пропивает добытое в кабаках и трактирах, не спускает в борделях. Он раздает людям.

— Я слышала: нукерам, родне…