— Это поразительный пример марксистского распределения капиталистической прибыли. И коммунистического отношения к людям: доброта, честность, забота. Чистейшая, незамутненная душа!
— Он же рецидивист!
— Нельзя ставить клеймо на человеке! Он может стать настоящим революционером. Нужно только указать ему верный путь. И мы сделаем это.
— Как? Он не поймет. Он же только вчера спустился с гор.
— А уже знаком с Лермонтовым и с Дюма. И даже сам сочиняет стихи.
— Он втянет нас в свои уголовные дела!
— Ни-ког-да! Он просто даст нам деньги. И мы просто потратим их на революционную работу. И где же здесь уголовщина?
— И все-таки я чего-то опасаюсь.
— Учти: в революционных действиях нам понадобятся люди, умеющие стрелять и убивать. Мы же не будем это делать сами.
— Не будем. А согласится ли он?
— Уговорим. Предложим хорошие условия сейчас и перспективы в будущем.
— Хорошо, — вздохнула Надежда Константиновна, — Надо попробовать. Может, получится.
— Всенепременно получится!
— Для начала его нужно найти.
Коба
Вербовка
После возвращения из ссылки Владимир Ильич сразу занялся тюремным знакомцем Троцкого.
Усатого кавказца разыскали быстро. В тюрьмах у революционеров сидело много своих. Через них вышли на подельников, а с их наводки — на главного горца. Тот уже освободился, гулял на воле, где его и обнаружили.
Уголовный абрек на контакт пошел охотно. Он уже был наслышан о революционерах и их планах, знал, что у них в каждом городе есть свой отряд, который они называли кружок. Причем отряд — особый.
Оружия и ножей у них не было. Но, судя по разговорам, чувствовалось, что это не шпана, не мелкая бандитская шайка, а серьезные, обстоятельные люди. И брать они собираются не какой-то банк или почтовый обоз, а по-крупному, всю страну.
Так почему бы не вступить с такими людьми в общее дело? Или хотя бы разузнать, на что они там замахнулись?
Встреча будущих соратников произошла на конспиративной квартире.
Для маскировки оба изображали настоящих рабочих — в нечищеных кирзовых сапогах, с лицами, покрытыми угольной пылью, и в промасленных спецовках. От них даже пахло как от разобранных паровозных моторов.
— Хоть бы умылись, чувырлы! — бросали им вслед прохожие, когда они шли по улице.
Те не обращали внимания. Они даже махнули по полстакана водки, чтобы никто не сомневался в их пролетарском происхождении.
Вообще-то Владимир Ильич, чтобы сбить с толку сыщиков настаивал, чтобы Коба пришел в женской одежде. Для полицейских это выглядело бы как любовная встреча.
Но гордый кавказец отказался. Негоже, мол, горному орлу рядиться в перья курицы. Да и потом — куда деть усы?
— Слышал о вас, батенька, много хорошего, — начал разговор Владимир Ильич. — У богатых отнимаете, бедным раздаете.
— Восстанавливаю справедливость, — подтвердил Коба.
— И как это народу?
— Нравится.
— Берет?
— Берет.
— Превосходно! А кто ж бесплатно не возьмет?..
— Это точно.
— Скажите, батенька, а сколько человек вы можете подобным образом осчастливить?
— Родственники, друзья… Человек двадцать — тридцать.
— И нукерам надо оставить?
— Надо.
— И себе?
— Чуть-чуть.
— А еще — оружие, лошади, повозки?
— Непременно.
— А если вашей помощи нуждается сто или тысяча человек?
— Много нукеров надо.
— А если стонет и жалуется весь трудовой народ?
— Не знаю что делать.
— Вот! А мы, революционеры, знаем.
— И что?
— Нужно менять порядок распределения прибыли.
— Как это?
— Путем изменения строя. Путем революции. При нынешнем государственном устройстве прибыль вырабатывают одни люди — рабочие. А присваивают совсем другие — капиталисты. Это и надо менять.
— На это нужно очень много нукеров.
— И они есть. Это рабочие массы, пролетариат.
— А не случится ли так, что после этой вашей…
— Нашей.
— … Нашей революции, пролетарии сами возьмут власть, бросят работу и поставят революционеров к станку? Или еще хуже — к стенке?
— Нет, нет! Рабочие непременно останутся на своем рабочем месте.
— Почему же?
— Это же их победа! Для них наступит долгожданная радостная пора. Они будут трудиться уже не на проклятых капиталистов — эксплуататоров, а на самих себя.
— А в чем же будет наша роль?
— Руководить! Следить и контролировать, чтобы все трудились честно и добросовестно. И справедливо и правильно распределять результаты всеобщего труда.
— А если кому-то это не понравится?
— Непременно не понравится! Пролетариат — это передовая, прогрессивная часть общества. Но лишь часть. А в основном народ темен, забит, не образован. И не все поймут настоящее и его роль в будущем.
— И что же делать?
— Мы, революционеры — марксисты укажем правильный путь развития общества.
— Как же будет называться подобная власть?
— Диктатура пролетариата. Она и будет выражать интересы рабочего класса.
— Это интересно. Жаль, я в теории еще слабоват.
— Вам, батенька, непременно надо учиться.
— Я так и поступлю. Брошу эксы и засяду за книги.
— Это архиневерное решение!
— Почему?
— Каждый должен заниматься своим делом: вы — эксами, мы — марксизмом. А в результате мы сообща будем делать главное — бороться за счастье трудового народа.
— И что вы предлагаете?
— Вы совершаете эксы и передаете деньги на борьбу.