Байки негевского бабайки. Том1

Бабка соблазнила Сартра, дядя спал с Мирей Матье

И она писала прозу в виде миленьких эссе,

а еще любила розы и пила кафэ’-гляссе.

Ах, беспечная овечка! Что поделать? Сэ ля ви!

Лишь пока её сердечко не изведало любви.

Но однажды придумал проказливый бес

как их встречу устроить хитро'

и обрушился ливень на город с небес

как в помойку помоев ведро.

И неслась она птичкой из ловчей сети,

он, как демон, восстал из метро,

бес не дал им уйти, бес им спутал пути

и столкнул возле входа в бистро.

Пусть как будто ты свободна, но не выйдешь из границ:

есть влеченье разнородно подзаряженных частиц.

Был он в минусы заря́жен, положительна она

динамичней абордажа встреча оных быть должна.

Нет опасней искаженья, чем даёт самообман.

Душ взаимопритяженье, взрыв страстей. Какой шарман!

Были ринги и арены, и Вюйярова пастель

Ах прогулочки у Сены, круасанчики в постель!

Биржа, Лувр, паркур дворами и богемское стекло

что в конце к любовной драме двух влюбленных привело.

Ревность ссоры, примиренья, и побои и суды.

Не достало им смиренья, были слишком уж горды.

Он привык к богемной жизни стал душой слезлив и мил

Он забросил спорт и бизнес, а потом и пол сменил

Поселился в Таиланде, среди храмов и руин,

пристрастился в контрабанде, возит в Мьянму героин.

А она играла Листа в Bed and Breakfast La Villa,

вышла замуж за штангиста, а потом за футболиста,

за шпагиста, бобслеиста, дзюдоиста, шахматиста,

и в финале за троцкиста,– Мексиканского пола.

Танец с шляпой с ним плясала, каблучков вплетая стук.

Скучно комменты писала в Инстаграм и на Фейсбук.

Образцовой работой был Ад восхищён,

бес отозван от дров и котлов.

Прямо к чертовой бабушке послан был он

на трёхлетние курсы козлов.

Золотою медалью пожалован бес

Отчеканен на ней Бармаглот.

И вознес его сам Сатана до небес

взяв директором в Аэрофлот

Друг-читатель, брови хмуря сообщить тебе спешу:

любит нам литература вешать на уши лапшу

Верят ей одни балбесы под зазывный звон цимбал.

Нет амуров, только бесы. Нет любви – лишь интересы

Под густой любви завесой сам Нечистый правит бал!

4.32 Щербины

Любовь… Это что-то безмерное, как океан.

Но молодость кончится быстро и некуда деться.

А если в шестнадцать все мысли окутал туман,

то кто ж отругает за это горячее сердце?

Уроки, гитара, дзюдо, поэтический клуб.

Весь в бизнесе daddy, и mum до полуночи в школе.

А девочке хочется теплых и ласковых рук

и нежных объятий физрУка красавчика Коли.

Пусть кем-то придуман тупой устаревший запрет

и сказки про принцев, – давно устаревшие сказки.

Подружки все знают, и учит всему Интернет.

А тело созрело, настойчиво требуя ласки.

В эпоху цинизма сам дух мелодрамы смешон.

Ромео с Джульеттой священник был нужен не слишком.

В спортзале на матах был быстренький перепихон.

И Коля умчался к уюту, – к жене и детишкам.

Мир рухнул, конечно. И что-то болело внутри

Снег жалил колюче, а лед был и тонкий, и ломкий.

И девочка Оля, что жаждала счастья любви,

тащилась домой, подгоняема злобной позёмкой.

А к ночи прогнозы уже обещали пургу.

Зима. Потому и душа ощущала щербины.

И будто бы красными каплями кровь на снегу…

Привиделось. Это краснели лишь кисти рябины.

4.33 Баллада о громкой любви

В припортовых тавернах в далёких восточных морях,

меж воришек и нищих, поэтов и прочих отбросов,

ходит странная сказка, как дочка морского царя

за глаза и отвагу влюбилась в простого матроса.

И безмерной была словно сам Океан их любовь.

Страсти штормом. И так эти двое друг друга любили,

что и страны тонули, чтоб вовсе не вынырнуть вновь,

и вздымались цунами волнами на целые мили.

Мать Земля зарыдала, не зная где день и где ночь.

Небо рвали любовные стоны, природу дурманя.

Царь морской, сам влюбленный в прекрасную дочь,

в дикой ревности сжег дочь с любимым в подводном вулкане.

Этой сказки для взрослых (сердечко моё, не реви!)

столь печальный финал всем влюбленным на свете наука:

Кто бы как ни стонал от великой и страстной любви, -

но негромко и чтоб за пределы квартиры – ни звука!

4.34 Ночь роения бабочек

Прошел я сто морей, три бурных океана,

и, кажется, в душе ракушками оброс.

А старость – вот она, негаданна-нежданна.

Из зеркала глядит линялый альбатрос.

Читаю я на лбу и на щеках обвислых

как надпись на клише, чеканку на ноже,

что жизнь имела смысл во всех известных смыслах.

И поимеет впредь, идя к концу уже…

Гульнув и сбросив дурь в тупой дворовой драке,

я возвращался в порт, на старый ржавый Дон.

Ты вышла из теней, Морена, фея мрака,

и мир ушел к чертям, был проклят и спасен.

История любви. Банальней нет историй.

В кладовке, на тюках рабочего шмотья

метало нас с тобой. Так легкий шторм на море

бросает и кружѝт в волнах за молом ял.

Как бабочек рои вокруг метались тени.

Дыханье, стон и всхлип. И были чуть видны

то темный шелк волос, то белые колени

то кровь… моя-твоя, как тушь в лучах луны.

Пусть не звучало слов. Казалось на мгновенье:

рождается во тьме под стоны вразнобой

не только страсть. Еще, – как будто единенье

двух одиноких душ в борьбе с самой судьбой.

И я сбежал, как трус. Порвалась паутина.

Уже кончалась ночь и растворялась тьма.

А утром мы ушли. Не будет ждать путина.