Байки негевского бабайки

Пала на Землю звезда под названьем "Полынь".

В полдень ударило солнце в там-там небосклона.

Пыль запылала столь пылко, что больно смотреть.

Умерли звери и птицы, что прятались в кронах.

Воды источников горькими стали на треть.

Чаша разбилась, и время ушло без остатка,

слезы пролил на иконах насупленный Спас.

Маленький мальчик сказал: "Посмотрите, лошадка!"

Лошадь вторая промчалась в полуденный час.

Там, наверху под пылающим куполом неба,

Там, куда птицы взлетали, чтоб тут же упасть,

мчалось виденье, знаменье, и ужас, и небыль:

грива и хвост золотые и рыжая масть.

Жадность и зависть вконец превратились в законы.

Лес истребили, болота и недра Земли.

Мы заигрались. И вот в городах миллионных

ядерных взрывов повсюду цветы расцвели.

Запузырилось пространство шампанским в фужере,

В каждую улицу вполз ядовитый туман.

Мясом горелым запахло, смолою и серой.

Супом в котле на огне закипел океан.

Рыжее Солнце потёрлось о гору ноздрёю

и уползло отсыпаться за старый погост…

Третью увидели люди вечерней зарёю:

Черная лошадь, и черные грива и хвост.

Кончилось Божье, а может Природы терпенье,

Заколебался привычный с рожденья ландшафт,

Зашевелились на кладбищах смутные тени,

вздохи и стоны неслись из пустующих шахт.

И покатились цунами и землетрясенья,

как предрекали давно сочетанья светил.

Толпы в церквях истерично просили спасенья

Словно грехи их им кто-то уже отпустил

И наведЁнным на бледную Землю мушкетом

пялилось гневное красное око луны.

Финиш! Четвертая лошадь явилась с рассветом.

Бледная масть ее и, — хвост и грива бледны.

Видно планете в сердцах звезданул в диафрагму

с неба рванувший в отчаяньи аэролит,

И пробудилась когда-то застывшая магма,

и покачнулись края тектонических плит…

Мы заигрались, и Бог посмеялся над нами:

Горы плясали, как будто лишившись ума.

Твердь поплыла, заходила внезапно волнами.

Пасть разевали провалы, глотая дома.

Час не пройдет, и Земля превратится в могильник,

Скрежет зубовный, да гор развалившихся стон…

К счастью, как раз зазвонил мой будильник.

Утро. Спасибо, Всевышний, что это лишь сон!

***

Записки времён КОВИД-эпидемии

Какая странная эпоха!

Мы думали, что будет плохо

Но так мы думали напрасно.

Ведь оказалось: всё ужасно!

***

Телевизор надоел. И компьютер надоел.

Вроде было много дел. Вроде как лениво.

Лег — поспал. Потом поел. Полчаса в окно глядел.

Видел кошку. Обалдел. Выпил кружку пива.

Ежли был бы автомат, — расстрелял бы всех подряд!

Ну-ка, кто тут главный гад? Одолела скука.

На работу был бы рад. Как когда-то, в стройотряд.

Но возьмут уже навряд. Пандемия. Ссука!

***

Ты да я в одной квартире.

Всё как дважды два — четыре

Двери уже. Морды шире

Алкоголь и никотин.

Пандемия. Мама мия!

что за жуткая стихия.

Все мы люди неплохие.

Нас испортил карантин.

***

Зря, наверно, смущались вначале умы.

Карантин это месяц роскошной тюрьмы.

А теперь, на галерах, в долгах как в шелках

мы прикованы цепью и весла в руках.

И надсмотрщик ходит с тяжелым кнутом.

Карантин… сладко вспомним о времени том.

***

Соломон был мудрец. Даже в годы невзгод

говорил он не раз, что и это пройдёт.

Но стране, где сожрали летучую мышку

это зверство в год Крысы "за так" не пройдет!

***

Врачам, работающим в красных зонах

Потеет тело, кожу жжет

и дышится с трудом.

А смерть ведет свой чертов счет

обычным чередом

Считай, без перерыва год

по мировым часам

ты на войне и бой идет

и смены нет бойцам.

Ты здесь, в опаснейшей из зон,

где реет ада тень,

меняешь свой комбинезон

четыре раза в день.

Идешь в атаку под огнём.

Но сам избрал свой путь.

Полсуток, — вечность. День за днем.

Без права отдохнуть.

И снова бьёшься до конца

как честный эскулап.

И тащишь снова нежильца

из грязных смерти лап.

Ты жив-здоров, таков твой фарт,

и вьется твой штандарт.

Но может в пять минут инфаркт

Разрушить миокард.

За то что следом за тобой

улыбки, а не плач,

за твой тяжелый, смертный бой

СПАСИБО добрый врач!

***

КОВИД. О короновирусе с оптимизмом

Не ветер запутался в кронах,

не с гор побежали ручьи.

То вирус, который с короной

обходит владенья свои.

Как чуть располневшая хрюшка

он вышел с базаров Ухань.

И люди ему — словно юшка

а мир — как большая лохань.

Свободно шагает по водам

над кручами горных хребтин.

Везде засыпают заводы

а люди идут в карантин.

Сбежать — и не стоит пытаться

догонит он и самолёт,

и некуда прятаться, братцы.

Тебя он где хочет найдёт.

Зовется Ковид девятнадцать

и вид его мерзость и гнусь.

И люди паршивца боятся

Но я перед ним не согнусь!

И вовсе бы пакостно было

и всех бы загрыз как койот.

Но, сцуко, боится он мыла

и спирта, на счастье, не пьёт.

Пусть прячет испуганный страус

головку в горячий песок,

а мы неразбавленный градус

пить будем как сладостный сок.

И будем мы мылом мыть руки,

и шею, и морду лица,

чтоб вирус скукожился, сцуко

в предчувствии, сцуко, конца.

Чтоб бился в бессильной он злобе

чтоб корчился каждый свой вздох

Чтоб вирус вернулся в свой Гоби

и там с голодухи издох.

***

Я люблю наш мир

Здорово, конечно. нюхать розу,

нежно гладить на любимой шёлк.

Но поверьте, выйти из наркоза,

это, братцы, ОЧЕНЬ ХОРОШО.

Вырваться за уровень прикольно,