Со словами «ну спасибо тебе, брат-зараза!» Юрка, обойдя по кругу выбранный Ильханом тополь, зычно гикнул в прыжке и таки достал до нижних веток, располагавшихся ну никак не ниже трех метров от земли. Худощавый и пружинистый, как берберский погонщик верблюдов, практически взбегая по ветвям, аки по лестнице, Юрка одним махом преодолел две трети серебристого пирамидального гиганта. А вот на последней трети, на высоте метров двадцати, когда стала видна крыша родного физико-математического корпуса и практически весь прилегающий к универу Пятый микрорайон, а амплитуда покачивания дерева составила метра два, Юрка начал сомневаться практически во всем. И в том, что дерево сможет выдержать его скромные восемьдесят пять килограммов веса, и в том, что джентльмены должны держать слово, и даже в том, что он умный человек.
У него даже возникла шальная идея сорвать первый попавшийся листок и предъявить его сотоварищам как подтверждение собственной честности. Но я вам так скажу, тополь пирамидальный – это вам не дуб раскидистый. Тополь, если от него метров на пять отойти, из-за колонновидности своей, природой ему предназначенной, рассмотреть от корня до макушки во всю длину очень даже легко можно. В тонкостях и деталях. Потому, столпившись дружным коллективом восторженных зрителей, непременно жаждущие полного исполнения данного слова друзья-одногруппники орали снизу, что «фокус с обезьяной» у Юрки не пройдет и что ему нужно лезть выше. «Вон туда давай!» – орали они и дружно тыкали пальцами куда-то ввысь. Куда-то в сторону Райской приемной. Казалось, что вид Юрки, раскачивающегося в верхней трети не самого прочного дерева, воспалил в одногруппниках новое желание. Желание непременно улицезреть процесс скоростного нисхождения Юрки до уровня земли, орущего радостные приветствия и сносящего по пути хрупкие тополиные ветки и сучки. В общем, толпа жаждала зрелища. А может быть, даже и немножечко кровавого.
Второй раз за день попрощавшись с исстари любимыми родителями и недавно любимой Наташкой, Юрка сделал решительный рывок отважного шерпы, обламывая ногами уже совсем тонкие и хрупкие ветки. Рванул и до вожделенной вершины добрался-таки. Качало его, как впередсмотрящего в «вороньем гнезде» на фок-мачте винджаммера «Пруссия» в семибалльный шторм. Нос и глаза забивала та самая мелкая, как мамина пудра, пыль, принесенная сюда южным ветром из далеких монгольских пустынь. Пульс в висках и ушах заглушал торжествующих внизу одногруппников и не давал насладиться видом раскинувшегося под ногами универа. Вытянув руку вверх и сорвав, как ему показалось, самый что ни на есть верхний листок, сунув его в карман уже совсем не чистых брюк, Юрка начал схождение. Ну как, схождение… Управляемое падение от ветки к ветке с максимально прилагаемым усилием не отстраняться от ствола далеко, потому как там ветки заканчиваются. В общем, вниз получилось куда как быстрее, чем вверх.
Соскочив на землю с грациозностью молодого павиана, Юрка воздел над головой многострадальный лист и торжественно продемонстрировал его притихшей группе восторженных зрителей. Выглядел Юрка в тот момент не менее торжественно, нежели мандрил Рафики, демонстрирующий львенка-короля окружающей флоре и фауне. Даже музыка та же где-то на заднике звучала! Замерев в благоговейной тишине на пару секунд, восторженная толпа однокурсников взревела громким «виватом» в честь Юрки, а Ваня и Ильхан кинулись обнимать древолаза-высотника, рискуя удушить того в горячих дружеских объятиях. Радовались все не меньше восторженных зрителей, наблюдающих салют на Девятое мая!
Ну а потом, просто отбросив лист в сторону и плотно прижавшись локтями, они все вместе, все двадцать четыре, двинулись на выход из универа, больше не заморачиваясь перипетиями и переживаниями сегодняшнего дня.
Ибо сказано в кодексе студента: все, что сдано, может быть забыто.
И вот уже несколько десятков лет с тех событий минуло, друзья мои. И было их, событий таких, с баламутами нашими много больше, чем я вам тут наврал с три короба. Сильно больше! И смешными они были, и грустными. Разными. И отучившись, никто из баламутов по диплому работать не пошел. Время такое было. Не прокормить тогда было учителю математики ни себя, ни семью. Суровое было время. И размазало их это время почти по всему глобусу.
Но в одном я могу быть свято уверен: вряд ли кто из них забыл или забыть сможет то славное время, когда баламуты, не щадя ни себя, ни преподавателей, с самоотверженностью и вдохновением грызли твердый гранит науки.
Приходите, дети, в Африку гулять!
Глава 1