Бакарди и долгая битва за Кубу

Первые письма от Эльвиры приводили повстанцев в недоумение – они не

понимали, кто их пишет. Один кубинский офицер, который фиксировал происходящее

для истории, писал, что командиры в его лагере были крайне огорчены известием об

аресте Эмилио и не знали, как им выжить без него. Вскоре прибыл связной с новым

пакетом шифрованных писем. Одно из них было подписано «Фокион» - псевдонимом

Эмилио. «Такого мы не ожидали, - писал офицер. – Как Фокион мог написать нам, когда

он сидел в сантьягской тюрьме? Неужели испанцы заставили Бакарди написать это

письмо, чтобы устроить нам ловушку?» Однако когда они тщательно расшифровали

письмо, командир увидел, что подписано оно «Фокиона». Больше никаких намеков на

авторство не было, но в письме содержались те же новости и указания, что и в обычных

письмах Эмилио.

На портрете тех лет Эльвира нарядно одета, на ней черное закрытое платье с

кружевным белым воротничком, в ушах - массивные серьги с самоцветами. Однако она не

улыбается, и пронзительный взгляд показывает, что перечить этой женщине не стоит.

Подобно мужу, который не одобрял шумных карнавалов в Сантьяго, Эльвира не любила

светской жизни. Позже ее сестра Эрминия вспоминала, что Эльвира не любила танцевать,

- для кубинки это попросту немыслимо. «Она твердила, что терпеть не может, когда

мужчины хватают ее за талию, дышат ей в лицо и вертят ее, как волчок», - говорила

Эрминия.

Но Эльвира нежно любила мужа, и переписка, которую они вели, пока Эмилио был

в заключении, показывает, как мучились они оба в разлуке. Несколько недель спустя

военный судья в Сантьяго выпустил Эмилио из одиночной камеры и разрешил им с

Эльвирой обмениваться письмами. В течение нескольких месяцев Эмилио писал Эльвире

почти каждый день – на чем угодно, что только мог раздобыть. Разорванный на куски

пакет из оберточной бумаги снабдил его бумагой на добрую дюжину записок. Эльвира

была для Эмилио связью с внешним миром, и он частенько просил ее что-нибудь ему

принести – свечу, коробок спичек, крем для обуви, даже шербет («Не то чтобы я без него

умираю, но если сможешь его достать, купи лучше молочный, а не фруктовый»).

Приблизилась и миновала годовщина свадьбы («Девять лет?! Hombre, как обидно, что нам

испортили этот день, да еще так!»), но Эмилио продолжал надеяться на будущее. («У меня

все в порядке. Надеюсь, у тебя тоже. Вот и еще день прошел. Adelante».) Все письма

кончаются одинаково: « Besos y abrazos». «Целую и обнимаю».

Письма Эмилио к Эльвире из тюрьмы показывают, какой мощью обладают воля и

самодисциплина. Эмилио не позволил себе отчаиваться. Этот человек попал в тюрьму во

второй раз в жизни, надолго, и не имеет ни малейшего представления о том, когда его

выпустят. Всего несколько месяцев назад он потерял любимого сына-подростка. Старший

сын неведомо где – он воюет в составе кубинской повстанческой армии, он уже был

ранен. Но каждое письмо к Эльвире дышит бодростью. Снова и снова он напоминает ей:

« Patiencia y patiencia» - «терпение и еще раз терпение».

Бросается в глаза, что он ни разу не упоминает о Боге, о вере, о молитве. Эмилио –

рационалист, он всегда апеллирует к логике и к разуму, и так было на протяжении всей

его взрослой жизни. Очевидно, что он был не чужд сантиментов, особенно когда дело

касалось его детей, о которых он расспрашивает каждый день. Но Эмилио Бакарди Моро

– человек гордый и упорный, и в письмах из тюрьмы он проявляет бунтарскую сторону

своей натуры, которая так часто проявлялась и в его коммерческой деятельности, и в

политической жизни. Когда в испанской тюрьме усиливают меры безопасности и

помещают всех заключенных за двойную решетку, Эмилио впадает в бешенство и

отказывается от всех визитов – не хочет видеть даже Эльвиру. «Во время часов для

посещений я закрою дверь, - предупреждает он жену. – Представь себе, что я в отъезде.

Клянусь тебе, мне самому это отвратительно – даже больше, чем сама тюрьма.

Согласиться с этим – все равно что пасть в их бездну. Не забывай, что я всегда говорю:

все, что у нас есть – это честь и достоинство».

В сантьягской тюрьме Эмилио пробыл почти пять месяцев. Между тем его дело

попало к самому Валериано Вейлеру, который немилосердно карал всякого, кого

подозревали в симпатии к революции. (Вскоре после того, как Вейлер занял свой пост

главнокомандующего на Кубе, он ввел политику насильственного переселения жителей

сельскохозяйственных районов в расположенные поблизости укрепленные города, чтобы

лишить повстанцев поддержки среди мирного населения). Три месяца он решал судьбу

Эмилио и наконец постановил, что его следует отправить обратно в тюрьму на

Чафаринские острова у африканского побережья. Приказ об этом вышел 19 октября.