Бакарди и долгая битва за Кубу

многих из тех, кто с ним общался, он произвел самое сильное впечатление. Он

принимался за дела с первыми лучами рассвета, лично объезжал город верхом, надзирая

над санитарными мероприятиями, и мог спешиться, чтобы показать неопытному

работнику, что вниз по склону мести легче, чем вверх, а нагружать тачку мусором

удобнее, если не таскать мусор в нее, а подкатить ее к куче. По вечерам он оставался за

письменным столом, когда все остальные уже расходились по домам. «Им овладела

«страсть к работе», - писал его биограф Герман Хейгдорн. – Впервые со дней войны с

Джеронимо он нашел себе дело, соотносимое с его неимоверной энергией». Однако

Леонард Вуд наряду с деловитостью и предприимчивостью, лучшими качествами янки,

проявлял и властолюбие и высокомерие, которые в конечном итоге и испортили

отношения Кубы и США. Хотя Вуд помогал кубинцам, он явно недооценивал их

готовность взять на себя ответственность. «За одним-двумя исключениями, - писал он

жене, - никто из кубинцев не вызывается сделать хоть что-нибудь для своего народа».

В сентябре Эмилио Бакарди и другие выдающиеся сторонники независимости из

числа santiagueros собрались обсудить, какую позицию им следует занять по отношению к

американской военной оккупации с учетом ее отрицательных и положительных сторон.

Эмилио считал, что с американцами следует сотрудничать, предлагать им помощь и

доверять им – ведь они столько сделали для независимости Кубы. Поскольку Эмилио

всегда держался с достоинством, обладал колоссальным престижем в обществе и был

склонен к идеализму, он, естественно, не мог не привлечь к себе внимания Леонарда Вуда

– и привлек, как своей репутацией, так и фамильным ромом. В ноябре группа жителей

Сантьяго, ставших советниками Вуда, выступила с предложением сделать кого-то из

своих мэром города и попросила назначить на эту должность Эмилио Бакарди. Вуд

согласился, рассудив, что это один из самых талантливых людей, оказавшихся в его

распоряжении.

«Если этот человек будет так же хорошо исполнять обязанности мэра, как он

делает ром, лучше никого не найти», - сказал Вуд. С другой стороны, он поделился с

адъютантом: «Даже не знаю, что подумают мои друзья-пуритане из Массачусетса, когда

узнают, что я выбрал господина Бакарди».

Глава седьмая

Слуга угнетенного отечества

Гаванский бульвар Прадо, широкий и тенистый, ведет из центрального парка

города до самой гавани – и американская армия, оказавшаяся в конце 1898 года в

кубинской столице, превратила его в свой палаточный город-лагерь. Места было мало, и

солдаты были вынуждены ставить палатки вплотную друг к другу. Они втыкали колья в

грязь вокруг деревьев, выстроившихся вдоль широких тротуаров, и натягивали бельевые

веревки между фонарных столбов. На балконах особняков по сторонам бульвара стояли и

с боязливым любопытством наблюдали, что делается внизу, кубинки с трепещущими

веерами и кубинцы в белых соломенных шляпах. В первый день нового 1899 года, когда

Куба официально стала суверенной, испанский флаг, развевавшийся над старой

крепостью в гавани, спустили, и его место занял звездно-полосатый. Кубинского флага не

было нигде.

Обязанности полицейских патрулей в столице взяли на себя восьмой и десятый

пехотные батальоны американской армии. Американский военный губернатор Кубы

въехал в Гаванский дворец, который прежде занимал испанский генерал-капитан, - но

прежде американские солдаты вывезли оттуда больше трехсот повозок мусора. Почти

четырехсот лет испанского владычества над Кубой как ни бывало: американская военная

администрация твердо вознамерилась обучить кубинцев английскому, ввести здесь

американские законы, внедрить американские приемы управления, закупить товары,

сделанные в США, и переключить внимание местных жителей с корриды на бейсбол

(впрочем, против этого кубинцы ничего не имели). Командующие армии Соединенных

Штатов и их начальники в Вашингтоне не стеснялись наводить в стране свои порядки.

Изменениям подверглись не только система образования и налогообложения –

перечертили даже карты. Остров Пинос – «Сосновый остров» - у самого южного

побережья был частью Кубы на протяжении всего испанского владычества, однако

правительство Соединенных Штатов, не поставив кубинцев в известность, заявило свои

права на остров в рамках Парижского мирного договора. Весной 1901 года американское

военное командование заставило кубинских законодателей предоставить Соединенным

Штатам постоянное право интервенции в страну, и Куба превратилась в инструмент

давления на переговорах. «Думаю, при необходимости мы можем и пожертвовать