И если эта романтическая легенда о прозрении покажется кому-то недоказанной и надуманной, то и её противоположность можно при известном желании «опоэтизировать». Представить упрямого и волевого человека, которого не сломили ни болезни, ни иные множественные удары судьбы. Которого даже полная слепота не вывела из равновесия. Не заставила унижаться и просить. Даже у Бога! Который принял спокойно и достойно, как и всегда и везде принимал спокойно и достойно Бах удары судьбы, ТАКОЙ финал. Значит, так угодно, …усмехнулся Бах — и мирно почил.
Вторая легенда носит такое название: «Последняя фуга». Всё, что касается «последнего» в жизни настоящего Гения — согласитесь, должно быть величественным и значимым?! Последняя минута, последнее слово, последнее произведение… Ведь они — словно завещания великого человека остающимся на земле. К ним — особое, пристальное внимание потомков. В них, в этих последних словах, мгновениях, фугах всегда нас, потомков, тянет разглядеть, обнаружить некое Откровение гения…
Что же такое — последняя фуга? Легенда приписывает такой эпитет заключительному незаконченному контрапункту из «Искусства фуги». Будто бы (цитируем): «…смерть застала Баха с пером в руке над последним произведением из цикла… И жизнь его оборвалась, когда он ввел в фугу музыкальную тему ВАСН (си-бемоль — ля — до — си)» (П. Пряжников). Прямым доказательством именно такого развития событий служит свидетельство — лист нотной рукописи этого самого творения, где рукой Карла Филиппа Эммануила начертано: «…при работе над этой фугой, на том месте, где в противосложении проводится имя BACH, автор скончался». Верить сыну?
Вторая загадка — а эта ли фуга была «последней»? Есть версия, что
Вот что мы читаем на этот счет у Швейцера («Иоганн Себастьян Бах», М., 1964):
«… Последнее время он, по-видимому, всегда находился в затемнённой комнате. Почувствовав приближение смерти, он продиктовал Альтниколю хоральную фантазию на мелодию „Wenn wir in hőchsten Nőten sein“ („Когда нас посещают тягчайшие бедствия“), для оглавления же взял первые слова песни „Von deinen Thron tret’ ich hiemit“ („Пред твоим престолом я являюсь“), которая поётся на тот же напев». Во-первых, здесь нет и речи о фуге с темой ВАСН. Во-вторых, следует, что оба названия у Баха существовали уже загодя (не он их, собственно, и выдумывал, а брал готовые строфы давносложившихся гимнических песнопений).
И, хотя говориось не раз, что у Швейцера допущена масса биографических и фактологических неточностей и ошибок, можно спокойно констатировать, ссылаясь на его авторитет, что у Мастера не было перед смертью неожиданного решения переименовать хорал на более величественный по смыслу и соответствующий моменту вариант!
Кстати, в современном исполнении «Искусства фуги» принято не соблюдать строго последовательность контрапунктов (так, как они чередой идут в рукописи у Баха). Считается, что это — сборник, и автор просто свел под одну обложку фуги, созданные в разные годы жизни и при разных обстоятельствах. Ведь автор даже не указал потомкам — а, собственно, на чем, на каком инструменте следует их исполнять? Поэтому и найти среди них «последнюю» весьма непросто. Да и, как мне кажется, особо незачем!
Впрочем, закроем эту тему — тему исследований последних дней Баха, не в ней сейчас дело. Желающие смогут найти массу материалов в иных книгах — и сопоставить точки зрения. Зато повсюду с нами остается (какие бы мы версии биографов и документалистов не принимали!) сама баховская музыка. Эта история говорит нам, прежде всего, о том, каким трудолюбием и упорством отличался Мастер, всю свою жизнь корректировавший, подчищавший и улучшавший свои Творения.