Бах

Картина маслом в музее мертва, пока на нее не брошен хотя бы беглый взгляд. Книга безжизненна, пока ее не достали с полки, не раскрыли и, хотя бы по диагонали, но прочитали. Музыка молчит до тех пор, пока ее не услышит хоть кто-нибудь, но желательно все-таки — осмысленным образом. Везде искусству для своего ежедневного возрождения нужен труд. Труд отдельного, конкретного человека.

После смерти Баха многочисленные его рукописи и манускрипты достались в наследство сыновьям. Как они поступили с ним, этим бесценным наследством, предстоит еще рассказать. Многое из архива было утеряно (ведь большинство своих творений Бах так никогда и не видел опубликованными, размноженными типографским способом!). И вот, спустя несколько лет после того, как великого Баха уже не было на земле, объявилось вдруг, что некто Кроненберг, ученик Иоганна Себастьяна, сохранил чудом попавшие к нему в руки (окольными путями!) оригиналы шести Бранденбургских концертов! Рассказывают, что первоначально, при распродаже библиотеки маркграфа Бранденбургского, рукописи концертов (Бах преподнес их маркграфу в качестве подарка!) были проданы с лотка по шесть грошей каждый…

А вот теперь попробуем представить, что всего этого не случилось. Не оказалось никакого Кроненберга на линии судьбы этих изумительных творений. И они бы канули в Лету…

«Труд отдельного, конкретного человека» — сказали мы фразу выше. Не есть ли все необозримое море искусства состоящим исключительно из великого, неисчислимого множества трудов и усилий отдельных, конкретных людей? Разве не так? И — каждый вслушивающийся, всматривающийся и пытающийся понять — причастен к этому морю. А также — спасающий. И сохраняющий.

Спаси и сохрани, — молим мы Бога. За кого? Ниточка к сердцу всегда единична…

…..

…Теперь настала пора представить нам еще одну сцену. В 1829 году (через 80 лет после смерти Баха!) в Берлине юный Феликс Мендельсон впервые исполняет всеми забытые «Страсти по Матфею». Это так пишут — «исполняет». На самом деле «Страсти», этот баховский гигант (до 1829 года он никогда не звучал целиком!), не по силам одному человеку. Мендельсон совершает подвиг: он собирает музыкантов буквально со всей Германии. Для того, чтобы «исполнить». Но даже и сейчас дирижеру и постановщику Мендельсону приходится сокращать, изменять, подправлять эту «махину»: ее не выдержат ни сцена, ни исполнители, ни слушатели! Шутка ли — целых три часа непрерывной музыки!?

В растерянности и изумлении «предстоит», должно быть, Мендельсон перед вздыбившейся громадой. Какие чувства испытывает он, рассматривая и изучая еще неведомую миру партитуру? Наверное, то же чувствовал Шлиман, раскапывающий занесенную песками Трою. Наверное, те же чувства переживал Колумб, ощущая преддверие новой Земли. Наверное, ту же дрожь чувствовал реставратор, обнаруживший под слоями свежих красок холст со следами кисти Рембрандта…

…Мендельсон взволнован. Все готово. Оркестр ждет взмаха дирижерской палочки. Безмолвно и сурово стоят хоры. Затаился в сумраке сцены орган. Сейчас публика в зале затихнет, исчезнут лишние звуки, кашлянье, шарканье ног, скрип кресел, наступит тишина, — и притихший, покорный мир услышит первые шаги того, что казалось потерянным, забытым, занесенным песками времени навсегда…

Мендельсон вздрагивает. Словно кто-то невидимый толкнул его руку. …И вот из реки Забвения, из оцепенения возвращаются к нам звуки первого, почти десятиминутного по длительности хора «Страстей». Его начало — послушайте!, — словно откуда-то из глубин времен, из-под земли или с небес, медленно и величественно, отталкиваясь от самой глубокой тишины, с нарастающим гулом и тревогой приближается… Что? Что это? Каждый человек видит и слышит свое: в этом — труд отдельного человека…

Бах вернулся в мир, чтобы больше уже никогда его не покидать!

Хорал «Jesus bleibet meine freude»

Хорал из Кантаты BWV 147 «Jesus bleibet meine Freude»

Жизнь состоит из отрывков, островов, хотя и кажется на первый, очевидный, взгляд сплошным, беспрерывным потоком. Как процесс. Как река. Как дорога.

Я ехал на машине по пустынному шоссе поздней осенью. День стоял солнечный, и остро пахло подхваченной морозцем листвой дубов. Кругом, по обочинам шоссе, мелькали желтые и багряные леса и перелески. А в магнитоле неожиданно зазвучал Бах.

Сколько существует сейчас переработок, обработок и «недоработок» баховской музыки во всевозможных, порой вычурных и ультраавангардных стилях, — просто невообразимо! Мне, например, сразу же пришло на ум недавнее выступление американского музыканта и композитора Джоэла Шпигельмана, виденное по телевиденью. Он талантливо и самозабвенно «творил» джазового Баха! Это, конечно же, говорит о том, что баховская музыка популярна необычайно. И популярность эта продолжает нарастать! (Хотя популярность следует тоже трактовать осторожно).