Бах

Конечно, можно утверждать, что смерть для людей XVIII века — более привычное явление, чем для нынешних, что она не щадила никого и что, как показывают тексты множества кантат, Бах и его современники спокойно относились к уходу из жизни, который есть всего лишь сон в объятиях Спасителя. И всё-таки! Разве можно всерьёз подумать, что родители не обезумеют от горя перед умершим младенцем, пустой колыбелью? Разве можно вообразить, что Мария Барбара, а после Анна Магдалена не сохранили на всю жизнь горькой памяти об утраченных детях? Между надеждой и смертью всегда существует тесная связь, тайна, которую трудно постичь человеку нашей эпохи. И что думал Иоганн Себастьян, когда, сидя вечером с Библией в руках, читал, перечитывал и делал пометки в Книге Иова? Иова, удручённого несчастьями, познавшего разорение и смерть своих детей… Бог дал, Бог и взял… Так ли просто найти опору в вере, даже для убеждённого лютеранина?

За рождением дочери-первенца на свет появился Вильгельм Фридеман, первый сын — в ноябре 1710 года. Его крёстной стала дочь пастора Айльмара из Мюльхаузена. Иоганн Себастьян нежно будет называть его «мой дорогой Фриде». Однако годы радости омрачены кончиной 23 февраля 1713 года близнецов Марии Софии и Иоганна Кристофа. Для четы Бах это был ужасный удар. Вскоре после того близнецы родились у брата Баха, Иоганна Кристофа, но один из них, по имени Иоганн Себастьян, тоже долго не проживёт. Несмотря на расстояние, родственники разделяют горе друг друга.

По счастью, 8 марта 1714 года родился Карл Филипп Эмануэль Бах, а год спустя, 11 марта 1715-го, за ним последовал Иоганн Готфрид Бернгард. Повседневные тяготы супружеской четы становились всё тяжелее.

Мы мало знаем об их быте, разве что Мария Барбара тащила на себе весь дом. Помимо того, что она помогала мужу в работе, возможно, переписывала ноты, а то и пела при случае, она вела хозяйство растущей семьи. Не была ли её жизнь прообразом «трёх К» немецкой домохозяйки согласно формуле, распространённой позднее: Kinder, Kirche, Kiiche (дети, церковь, кухня)? Мужа целый день не было дома: он на службе, но благодаря ей дом Бахов слыл шумным и приветливым. Помимо детей и сестры нужно было привечать и размещать учеников, ироде Шубарта, или племянников, принимать друзей, жить в ритме различных обязанностей. Дом быстро превратился в гудящий улей или, по словам современников, в «голубятню»… Входят, выходят, спорят, поют! Рыночная площадь — лучшее место для встреч.

Наряду с семейной плодовитостью в годы, проведённые в Веймаре, Иоганн Себастьян увеличил и другую свою семью — органную! Его бурная деятельность выражалась одновременно в сочинении музыки, экспертизе инструментов и виртуозном исполнении органных пьес. Музыкант разрывался между разными аспектами своего ремесла, инструмент поглощал его целиком. Как скажет несколько веков спустя Густав Леонхардт, столько сделавший для произведений Баха: «Я понимаю, что можно влюбиться в орган. В этом случае его даже нельзя назвать инструментом. Орган — это музыкальный факт». Бах не мог не влюбиться в органы, к которым прикасался и которые заставлял отзываться на его прикосновения!

Не довольствуясь переложением или адаптацией чужих произведений для этого инструмента, композитор сочинял огромные пьесы — «Токката до мажор», знаменитая «Дорийская» токката и «Пассакалия до минор». В них он достиг вершины своего искусства. К этому надо добавить работу эксперта, добившегося просто физической близости с инструментом — этой прекрасной машиной из дерева и металла. «Прежде всего мне нужно узнать, хороши ли у органа лёгкие!» — воскликнул молодой мастер, усевшись за клавиатуру, чтобы оценить состояние и возможности инструмента, с уверенностью врача, точными движениями выстукивающего пациента. Специалисты по Баху подчёркивают его способность оценить технические возможности инструмента, комплиментами уравновесив замечания мастеру. Каждый инструмент по сути обладал собственной индивидуальностью; интуитивное представление об этом, кстати, согласовывается с христианской традицией, которая видит в дышащих трубах священный инструмент. Не случайно лютеране пышно празднуют открытие органа, как сделает Бах, вернувшись по такому случаю в Мюльхаузен. И не случайно, что в современной католической церкви по-прежнему освящают новый орган, обращаясь к нему как к живому, с особой молитвой: «О орган, священный инструмент…» Он не просто подспорье, как другие инструменты, он предназначен возносить к небу молитву верующих.