Бах, как мы видели, не колеблясь делал переложения чужих произведений; эту привычку переделывать, пародировать он столь же часто станет применять к собственным творениям. Таким образом, произведение, написанное на определённый случай, он сможет применить, внеся кое-какие изменения, при других обстоятельствах — что в Веймаре, что в Лейпциге, для герцога Саксен-Веймарского или, позднее, для курфюрста Саксонского Фридриха Августа II. А главное, он даже повторно использует две самые известные арии из церковной кантаты «Так возлюбил Господь наш мир» («Also hat Gott die Welt geliebt»). Зачем это было нужно? Не хватало вдохновения? И как понять, что строгий лютеранин с такой лёгкостью переходит от светского к церковному, от мифологии к христианству? Надо полагать, что в те времена граница между двумя этими художественными областями была весьма условной. Впрочем, повторы у Баха подчиняются негласному правилу: если светскую мелодию можно использовать для церковного произведения, то наоборот — никогда. Баху было с кого брать пример: сам Мартин Лютер указал ему дорогу, используя народные песни для своих знаменитых хоралов, исполняемых во время коллективной молитвы. Иоганн Себастьян лишь возвращается к истокам.
Вернувшись домой со службы (если он не в отлучке), Иоганн Себастьян Бах отдыхал в кругу семьи. Они с Марией Барбарой поселились у Адама Иммануила Вельдига, гофмейстера, музыканта, певшего в придворном оркестре. Домовладелец сам проживал в доме под номером 16 на Рыночной площади. Тесноватая квартира (почти 70 квадратных метров) понемногу наполнялась: старшая сестра Марии Барбары, Фриделена, приехала к молодой чете и стала помогать по хозяйству. Семья-то росла…
Дочь! С появлением на свет Катарины Доротеи в конце декабря 1708 года открывается череда рождений, в ритме которых пройдёт вся жизнь Бахов в Веймаре. С какой нежностью они смотрят на своё первое дитя! Это начало новой эры, сколько ожиданий, планов… А голос! Этот крик говорит о мощном дыхании. А вдруг малышка Катарина станет певчей или, ещё лучше, оперной певицей, сопрано, способным поспорить с лучшими из лучших? Пока не настало время учить малышку пению её баюкают колыбельными, и она купается в звуках, окружающих её со всех сторон. Гаммы на клавесине или мелодия, исполненная на виоле да гэмбз в вечерней тишине, — её первые дни прошли в необычной ат-мосфере.
Чего только не писали о плодовитости Баха! Судачили о его мужской силе, как это делает Люк Андре Марсель в своих размышлениях, кажущихся нам сегодня немного старомодными, об энергии, выражающейся в плотской плодоносности. Как не вспомнить завет из Книги Бытия: «Плодитесь и размножайтесь», к которому явно относились со всей серьёзностью не только католики, но и протестанты; этот завет побуждает человека распространиться по всей земле, став венцом творения. И этот лютеранский смысл, которым наделяется плоть, присутствует в барочной чувственности, иначе откуда эти пухлые ангелочки с круглыми щёчками и попками, эти обнажённые тела и перси на картинах и скульптурах? Толкователи без колебаний проводят параллель между обильным творчеством музыканта, невозмутимо сочинявшего одну кантату за другой, в частности в Лейпциге, и рождением многочисленных детей сначала в одном браке, потом в другом. Бах, плодоносное дерево, приносит сочинения и детей с размеренностью метронома… Чересчур избитый образ.
Однако в самом этом явлении нет ничего сверхъестественного. Во-первых, вспомним, что в семье Баха никогда не собиралось под одной крышей 20 детей одновременно просто потому, что многие из них рано умирали, а разница в возрасте между старшими и младшими была очень большой. Действительность гораздо более жестока, поскольку Бах увидит смерть одиннадцати из своих потомков. У Людовика XIV, практически его современника, умерли не только все дети, но и внуки. В те времена многодетные семьи не были чем-то исключительным; достаточно вспомнить родителей самого Иоганна Себастьяна, Иоганна Амброзиуса и Елизавету, и их семейный очаг в Эйзенахе. Помимо отсутствия контрацепции в этом, скорее всего, проявилось неосознанное желание бороться со смертью, воля к жизни, оказавшаяся сильнее невзгод. В своём очень живом портрете Анны Магдалены Бах Филипп Лесаж говорит и о Германии, обескровленной Тридцатилетней войной, население которой просто обязано было восстановиться любой ценой. Инстинкт жизни, простого выживания, особенно когда знаешь, что многие из будущих детей рано перейдут в мир иной.